Рассвирепевшая алыча растопила розовым молоком рассвет, и роняла, роняла цвет, а потом, невозможно было пройти по ковру, не оставив кровавый след... С моего плеча сорван пиджак был и мы легли, прижавшись... Алыча, очарованный дурью сад, розги веток вслед, а парной багряный дурман серебрил рассвет... Сколько лет прошло, а туман, нашей первой любви туман, будто вот он, весь... Весь как есть... Он... Здесь...