Жили-были Экзотические Палестины. А в Экзотических Палестинах жили-были люди. Женщины этих людей были с чёрным волосом, с матовой кожей, с тонкой костью и с прекрасным бюстом упругого наполнения, с томным взглядом «почему бы нам не повторить?». Мужчины же были худощавые, жилистые и двужильные, с узким, злым лицом, с резкими и опасными для врагов привычками и всегда ходившие с ножом «Коготь Гарпии». В один из солнечных дней из Экзотических Палестин вышли Женщина Луиза и Гвидон, а в один из пасмурных они подошли к воротам Городища Стоеросова. - Вот видишь, Женщина Луиза, в Городище этом прошли некоторые эпизоды моей литературной молодости. Женщина Луиза, сердито сломав бровь, сразу и спросила: - А были ли в этих твоих эпизодах всякие-разные женщины? - А как же! Какая же литературная молодость без женщин? И вспомнил Гвидон и «боярыню» с индейским именем Джейка, которую подсёк на десятисловую фразу, содержащую четыре предлога, а остальные – производные от корня «хуй». Ух, как вцепилась Джейка в этот самый корень, цепкая такая! Еле вырвался. Правда, да, было приятно. И потесса Джулька Коронелли, с которой вначале искромётно поругались, а потом стишками мирились? Джулька даже один стишок, посвящённый ему, Гвидону, в своей книге опубликовала. Вот так. А Анжелина Полонская? А обращение друг к другу? «О, пани!» - «О, царь!». Как меланхолично и интеллигентно! А её образы? Вот, пожалуйста: непредставляемый прожорливый персонаж – «сытый камень». Сумрак метафизики, от которого, понимаешь, шорохи в душе и испуганный взгляд прочитавшего. Да здесь без бутля токайского не один венгр не разберётся! Но Гвидон не венгр, поэтому глушил шорохи полудюжиной полубутылок «Хайникена». Выпил и не уразумел. Подождал, да видно не пришла ещё в ту минуту пора собирать сытые камни. После второй полудюжины пива – пора пришла сразу и рифмованная и Гвидон настучал Анжелине следующее Яды вытеснены полонием, У Полонской звучит благовест: Вот от Цезаря до Антония Протянулся гречишный текст. Наблюдает в окошко с утра пейзан, Вдов, которых разбалует чорт, Персонаж не последней трапезы, Сытый камень – апостол Пётр. И мир вновь стал ему понятным и контрастным. Правда, Анжелина почему-то убрала свой текст. Жаль, Гвидон балдел от «сытого камня» как позавтракавший марципаном глинозём. А Фани Риц? Лаялись они друг с другом, аж дисплеи прогинались! А потом ещё свирепей – зверообразно. Понравилось Гвидону собачиться с Фани, нет слов. Сильная женщина – с акульим хребтом. Любил Гвидон таких как Фани – ласкать приятно. Он потом ей стишок посвятил, весьма недурственный. А она ему в ответ тоже весьма и весьма. Но всего этого Гвидон не сказал Женщине Луизе, потому что та, когда ревнует шипит и царапаться лезет, а добавил лишь: - Ну, Женщина Луиза, там же ещё и другие хорошие люди остались! И Шура Фридман-сан, которого никто никогда не видел – неуловимый он как ниндзя, Игорь Кинг, Рома Файзуллин да и других правильных пацанов, помню, было в Городище этом Стоеросове. - Нет, не пойду с тобой, Гвидоша мио, в это Городище, - отвечала Женшина Луиза, - не хочу встретить женщин из твоего любвеобильного литературного прошлого. Я лучше останусь украшать здешний ландшафт. И изобразила Женщина Луиза фигуру судьбы «Роковое Стечение Обстоятельств» и вокруг сразу стало таинственно и итригующе, а Гвидон, насвистывая, вошёл через неохраняемые ворота в Городище Стоеросово.