Переработанная часть первой главы повести «Заумь» (рабочее название) «Если Вы не думаете мысль, то мысль думает Вас». Четырнадцатилетний философ [em]Событие, материализующее одно из Начал, никто, как правило, не замечает. Его ритм не соответствует ритму участников. И не обязательно участники формируют Избранника. Событие может оказаться и пустым. Тогда наступает час-ноль. Безвременье никого не выбирает. Оно наполняет души Пустотой, а головы мыслями. Избранник рассеивается по Пространству. Тень Избранника касается людей, но никогда Того, Кто Есть.[/em] [:style=font-family:Garamond; font-weight:bold; font-size:300%; color:red; float:left; :]Е[:/style:]сли бы я заранее знала, чем всё должно закончиться, то ничего бы и не произошло. Я умею заваливать беспроигрышные дела даже получше, чем тратить деньги. Так вот, у меня был обычный гон. Как у всех. Кто-то пьёт, чтобы от него избавиться, кто-то влюбляется, кто-то работает. Я – ухожу в голову. Меня так и тянет докопаться до причин моего вдруг оказавшегося бедственным положения. (Будто вчера оно было каким-то иным?!) Жизнь моя неторопливо текла по привычному руслу, любовно расчищенному моими и чужими усилиями. Я благополучно вернулась из замужества. Разводили меня основательно. Всей семьей. Как в своё время, лет за двадцать пять до того снимали с сосны, куда я забралась наперегонки с белкой. Оттуда сволокли меня аккурат в тот момент, когда я уже всерьёз подумывала, а не сигануть ли мне вслед за этой самой белкой на соседнюю елку, потому как раскачиваться на подозрительно прогибающейся верхушке было до обидного одиноко и страшно. За мужем я никуда сигать не собиралась. Тем более в глубины его разномастных глюков – прозябать внутри кокона, заботливо сваянного, чьими бы то ни было, иллюзиями мне было как-то не с руки. Потому в одно прекрасное утро, когда моя вторая мама методично объясняла мне, как надо воспитывать её сына, я моргнула на неё уже накрашенными ресницами и, заглотнув последние миллилитры кофе, ляпнула (в гостинной): – Понимаю все Ваши сложности, тёть Саш. Взрослые дети – большие хлопоты... В общем, я ухожу. – Хлеба к вечеру купишь? – пропела моя свекровушка, скептически наблюдая за тем, как я мою чашку (на кухне). – Нет, – лучезарно улыбнулась я, упаковывая в сумку весь свой ценный скарб – ноутбук с причиндалами (в нашей комнате). – Почему? – на сей раз ресницами захлопали на меня (в прихожей). – Потому что я ухожу... Насовсем. Александра Фёдоровна резво потрясла бигудями, будто пыталась отогнать наваждение от головы, к которой они намертво прилипли, запахнула поплотнее халат, решительно означив поясом талию в надлежащем месте, и с благородной дрожью в голосе поинтересовалась: – А как же я? Ну и вот что на такое ответишь? Пришлось прижать её могучее тело, всегда отчаянно нуждавшееся в добротных мужских ласках, к своей в панике трепещущей груди, пустить обильную женскую слезу и уйти, гордо хлюпая носом. Я называю такие состояния «час-ноль». Почему «час-ноль»? Они крадут время, бесят до потери пульса, и чувствую я себя при этом нулём без палочки. Приём в родовом гнезде был безупречным продолжением начавшейся тягомотины. – В гости? Наконец-то! – радостно взвизгнула моя мамуля, после того, как чуть не зачмокала меня до смерти на пороге квартиры. – Надолго? – индифферентно пробубнил папуля, водружая мою шубейку на вешалку, и закашлялся – видимо вспомнил, что уже недалеко до полудня двадцать четвёртого декабря, именно того дня и времени, которые по всем канонам рекомендуется проводить в кругу семьи. Организовалась уважительно поощрительная пауза. На неё сползлись имевшиеся в наличии двуногие жители квартиры. То есть, пока я пряталась за развязывание шнурков и поиски тапочек, к прихожей подтянулись все. Из «детской» выглядывали оба племянничка, и их горящие взгляды не предвещали спокойной жизни моему ноутбуку. В дверях «своей комнаты» маячил брат, озадаченно колошматящий буйные рыжие вихры. Его супруга изволила явить вечно хмурое личико из недр ванной. Она-то и взорвала тишину: – Цезарь, место! – Ко мне! – гневно хлопнул себя по бедру папуля. – Брысь! Под стол! – замахала руками мамуля на ошарашенного пса, самозабвенно вылизывавшего все те части моего тела, что попадались ему под язык, с того самого момента, как я всё-таки ввалилась в квартиру. Команду «Брысь!» выполнила кошка, свалившись откуда-то сверху под ноги брату. За что получила дежурный пыр и улетела в глубину комнаты. – Ильяяя! – зашипела мать моих племянников. – Это же просто беззззззащитное животное. – ...беззззззащитное животное... – эхом отозвался попугай, примостившийся на шкафу. Он секунду поиграл на нас сверху хитрым жёлтым глазом и выдал самый впечатляющий мамулин визг – «Катька-поганка-брысь-отсюда!!!», негодующий папулин рык – «Сидеть!!! Тварь блохастая», вечерний братишкин вяк – «Спать, спиногрызы! Кому я сказал?». После чего включились детишки: – Заткнись, стервятник! – Щас огребёшь по самое не могу. Где рогатка? Оба моих племяша прозвучали дуплетом. Это был знак – если я имею что сказать, то надо делать сие немедленно. Тем более, что Цезарь автоматом выполнил команду попугая и пока ещё не успел сообразить, как лоханулся. – Андрррошшша хорррооошшший, ховайся хто можжжет, – миролюбиво пропищала наша птичка-говорун уже моим голосом, спешно ковыляя в наиболее безопасный, по его мнению, угол. Причём – не делая никаких попыток расправить крылья. Тянуть дольше было никак нельзя, ибо если сейчас не расставить все точки над «i», то актуализируется вероятность протусоваться в квартире аж до Старого Нового Года без каких бы то ни было вопросов, а значит, и выводов со стороны моих родственничков. Допустить такое? Ой! – Привет всем! – я всучила детишкам сумку с ноутбуком. – Не совсем, конечно в гости (чмок мамуле), но надолго (чмок папуле). Можно даже сказать (чмок братишке), и это будет не так уж далеко от истины (чмок Светке), что (я присела и мёртвой хваткой вцепилась загривок Цезаря) навсегда-ах-ты-псина-лохматая-почесать-за-ушами-да? – Тебе изменил Виктор? – жена моего брата мигом материализовалась по нашу сторону двери ванной вся целиком. – Светлана! Что за чушь Вы порете? – брови мамули взлетели вверх, изображая праведное негодование, а глаза заметались в поисках кошки. – Нет, – замотала головой я, продолжая терзать уши Цезаря. – Санька, что ли, тебя достала? Вот же ж... Катя, Катенька! Где ты, моя девочка? – мамуля и кошка, наконец, воссоединились. Причём последняя усердно выгибаясь от активных поглаживаний, ехидно глазела на братишку. (Ох, не надо ему было футболить её в комнату!) – Нет! – возмутилась я, и мы с Цезарем перешли к братанию верхними конечностями. – У тебя – любовник? – рассеянно спросил брат, тщетно вынюхивая амбре последствий пребывания Катьки на его территории. – Ик! Нннет, – пискнула я, потому что шершавый язык Цезаря добрался-таки до моего лица. – Любовница? – Светка решила посостязаться с супругом в объективности взгляда на современные сексуальные нравы. Она не видела, что наша птичка-говорун коварно переминается на своих когтистых лапах, расправив крылья для полёта, конечным пунктом которого должен был вот-вот стать тюрбан на её голове, скрученный из новёхонького, а потому – ядовито розового полотенца. – Нееет!!! – заверещала я, дабы не случилось беды. Цезарь молниеносно упаковал свой язык в пасть, силясь сообразить, что же за команду я дала и кому. Андрон всё понял правильно, неимоверным для целеустремлённого существа усилием внёс коррективы в траекторию полёта и спикировал на папулино плечо, что оторвало моего родителя, не понятно из каких побуждений менявшего местами вешалки в шкафу, от его несвоевременного занятия. – Ладно. Что мы тут в самом деле... засели? По коньячку... за праздник. Потом разберёмся, – резюмировал он и прошествовал в зал. Всё домочадцы ломанулись туда же. Правда, обошлось без кучи мала. – Опять??? – скривила губы мамуля, отделённая от своей второй половины, свившимися во взбесившийся клубок внуками. Реплика, которой она в очередной раз попыталась предать остракизму алкоголь потерялась на фоне возмущённого лая Цезаря, который, как любой уважающий себя колли, терпеть не мог шумных дрязг мелюзги. – А тебе водочки что ли? – снизошёл до жены папуля, выставляя на журнальный столик батарею бутылок и соответствующие им ёмкости для культурного пития. Андрон, прилипший к его плечу, по-прежнему держал на прицеле Светку. Этот подлец, судя по всему, ещё не отказался от идеи выдавить из неё истерический визг, дабы пополнить им свой репертуар. – Нет – я закурю. Я просто закурю, – пробухтела мамуля, плюхнувшись в кресло и опрокинув услужливо протянутый папулей стопарик. Возмущённая Катька, зажатая подмышкой, брезгливо чихнула и попыталась вырваться. Не тут-то было! – Спиногрызы! К себе бегом аррршшш! – гаркнул Илья. Но детишки испарились не в угоду его родительскому самолюбию и даже не по причине пронизывающих взоров их мамочки, а потому что тётушка, то бишь, я, сказала: – На пол не ронять. Мокрым не заливать. Непонятных кнопок без меня не нажимать. И малолетние команчи унеслись осваивать добычу. Илья покрутил пальцем у виска – мол, доверять его сыновьям такую вещь... Светка и мамуля-папуля вооружились сигаретами. Цезарь ввинтился в диван между спинами и спинкой. Можно было устраиваться на пуфике и усваивать коньяк. Недремлющее око Андрона, наконец-таки, оторвалось от розового тюрбана и начало ощупывать меня. Эти визуальные исследования вдохновили нашу птичку-говоруна на рыдающий вздох Татьяны Дорониной и приступ кашля туберкулёзника, неумолимо приближающегося к агонии. Импровизация удалась на славу. И репрессивные меры последовали незамедлительно – папуля тут же запихнул Андрошку в клетку и клацнул задвижкой. Арестованная птица начала злобно грызть прутья. Папуля щёлкнул мятежника по клюву, занял место главы семьи, то есть, увалился во второе кресло, и стал сосредоточенно истреблять сигарету. По окончании сего действа он выделил всем по пару бульков водочки. Мы дружно её заглотнули. – Значит так, – он подёргал себя за кончик носа и начал допрос. – Муж тебя любит, я правильно понимаю? – Да. – Свекровь – обожает. – Да. – Зарплату тебе, наконец, всё же выдали. Да. – Ленок, прозвони, когда мы идём подавать на развод, – эта реплика, адресованная мамуле, означала одно – папуля перешёл к действиям. Мамуля реанимировала болтающийся на груди мобильник, и не прошло пяти секунд, как она уже что-то деловито чирикала в трубку. Катька воспользовалась моментом и мгновенно перебазировалась ко мне на колени. Илья решил поупражняться в художественном свисте и потерзать наши уши «Тореадором». Андрон к его потугам, конечно же, не остался равнодушным и разразился из своих застенков гомерическим хохотом. Светка многообещающе нахмурилась. Это не помогло. Тогда она смачно хлопнула в ладоши. Задремавший, было, за её и ильюшкиной спинами Цезарь дал дёру на кухню, по пути снеся хвостом светкин тюрбан. Увидев ожившего розового монстра, братишка с попугаем захлебнулись на полувздохе. Невестка моих родителей к произошедшему отнеслась стойко, можно сказать даже, что приняла его невозмутимо, – очень уж ей хотелось вставить свои фирменные, язвительные, две копейки. Светка швырнула полотенце вдогонку повизгивающему на всякий случай псу, командировала за уши непросохшие сосульки и процедила: – Ну? И куда мы её поселим? Вопрос остался без ответа, потому что мамуля оторвалась от телефона и отрапортовала: – Сегодня! Если ноги в руки. Так началась процедура, коротая основательно подзатянулась по причине несогласия сторон, – мой второй дом требовал меня обратно, используя всевозможные методы и средства психологического давления. В конце концов, даже Светка пришла к выводу, что сбежать из любвеобильной семейки мужа было самым дальновидным, рациональным и умным моим поступком. Но вот судебно-разводные бои закончились. Вожделенный штамп получен. Шампанское выпито. И что? Я опять стала «младшенькой»! Колесо Сансары стопорнулось самым идиотским образом. Я болталась между прошлым и будущим с амплитудой казотящейся барышни. И никто не видел в этом ничего странного! *** «Надо что-то делать!» Такая мысль посещает, наверное, каждого. И каждый борется с ней по-своему. Самый надёжный способ расправиться с этой разрушительницей сонно текущей жизни, бессовестно посягающей на свободу действий, – с ней соглашаться. – Сам знаю, что надо! Но я ещё маленький. Маленький я!!! Вырасту – я им всем покажу! Она соглашается подождать. Злые слёзы, слёзы детского бессилия загоняют её далеко внутрь. – Естественно надо. Но я пока основательно загружен. Получу образование. Начну работать. Вот тогда они у меня попляшут! И она опять соглашается повременить. На сей раз спасают мешки под глазами и сами глаза, в которых горит надежда на не столь уж отдалённое будущее. Это покоряет её. И она вновь ныряет в глубины подсознания. – Надо, конечно, но у меня семья, дети… Да и вообще, бельё не достирано. Всё! Прямое попадание в точку. Недостиранное бельё кого угодно достанет. Ваш час настал – Вы победили. Вы добились своего. Добились того, что она плюнула на Вас и ушла окончательно. *** Я – существо доверчивое, к сопротивлению не способное. А самое главное – ленивое. И поэтому, когда в моей голове в очередной раз прозвучало: «Надо что-то делать!» Я, стараясь увильнуть от утомительных размышлений, по опыту зная, что они ничего не изменят, а только отнимут силы и время, отпарировала мгновенно: – Тебе надо – ты и делай! К моему удивлению наступила тишина, что было весьма неожиданно. Мысль куда-то испарилась. Это настолько разожгло моё любопытство, что я даже позвала её. Ответа не последовало. Несколько месяцев о ней не было ни слуху, ни духу. И я решила, что эта мысль покинула меня навсегда. Как я ошиблась! Однажды вечером она, слегка запыхавшаяся, вернулась в лице моего братишки. С мыслями всегда так. Не добиваются своего через твою голову начинают щемиться через чужие. У меня очень часто такие казусы случаются. Самое обидное, что постоянно путаешься – совсем непонятно подошёл человек к тебе сам по себе или его к тебе твоя собственная дурь подтолкнула. – На, читай, младшая! – сунул мне Илья замусоленную, явно букинистическую, брошюру. Это было что-то об индийских йогах. Ильюшка у нас – чел без особо вредных привычек, причём активно ратующий за здоровый образ жизни, потому в подобном его поступке не виделось ничего странного. Я спокойно взяла и прочитала. (Ну кто мог ожидать столь по-макиавеллевски изощрённого коварства от собственной мысли?) Засиделась я допоздна. А когда все заснули, тихо прокралась на кухню, дабы зажевать что-нибудь вкусненькое. И не только! Гипотеза «Йоги могут всё» в купе с утверждением «Йог – это не тот, кто слепо следует традиции, а тот, на кого снизошла благость богов» срочно нуждалась в достоверном фактуальном материале. (Иначе как можно быть уверенной в её плодотворности?) Под описание существа, на которое снизошла эта самая «благость», я подпадала целиком и полностью. Поэтому идея израсходовать какую-нибудь сигарету из чьей-либо нычки, не закашлявшись, не ринувшись обнимать унитаз, а получив истинно физиологическое удовольствие, для меня, слишком нервно реагирующей на табачный дым и упорно игнорирующей пользу такого изобретения человечества как курение, была вовсе, в этом плане, не дурна. Хотя и требовала кропотливой предварительной подготовки. Во-первых, чью сигарету всё же конфисковать? Папуля предпочитает крепкие, мамуля – те, что достать невозможно, ну а Светка потребляет исключительно дамские. Конечно же – папулину! Но! (Во-вторых.) Для этого надо копаться в баре рядом с казематами круглосуточно бдящего Андрона. Причём пробраться к этому табакохранилищу желательно было, не наступив на хвост или какую другую часть тела Цезаря. Вторая часть задачи была двухэтапной и двуединой. Самое же неприятное, что в любой момент она могла стать триединой и, соответственно, трёхэтапной по причине наличия где-то в квартире ещё и Катьки. С неё-то я и решила начать. Благо звук шагов в направлении кухни Катюха воспринимала как знак – сейчас откроется «волшебная белая дверца». И если идти достаточно медленно, то где-нибудь в дверном проёме она сигала сверху на плечо, дабы чуть позже со всеми удобствами лицезреть внутренность холодильника. Катька до неприличия любила две вещи – отварные креветки и желеобразный «Wiskas» из пакетика...