Глава 3. КРОВЬ, ПОТ И СЛЕЗЫ Граница с Грузией была условной: никаких постов ни с той, ни с другой стороны давно не было. Среди ярко-зеленой молодой травы ржавыми островками возвышались несколько покореженных остовов грузовиков и одного автобуса. От некогда стоящих здесь зданий, остались только закопченные, полуразрушенные стены и свернутый набок шлагбаум. Миновав неохраняемую границу и проехав еще километра три, колонна свернула с наезженной дороги. По едва угадываемой в густой траве тропе бронетранспортеры поднимались по отлогому склону вверх, где угадывалась какая-то темная громада. Это оказались развалины старинной крепости. Расчет Мельникова был правильным: устраивать ночлег на перевале было нельзя. Ночью вполне могли появиться боевики с той или другой стороны. Пока подгоняли машины вплотную к пролому в каменной стене, за которой собирались устроиться на ночлег, откуда-то из темноты появился старик в черной бурке. Вместе с ним была собака, лохматая кавказская овчарка. По-русски он не говорил и подполковник не сразу понял, чего он хочет. Потом, поторговавшись для приличия, он кивнул головой. Старик тут же исчез. Но вскоре вернулся, волоча на веревке молодого барашка и держа на плече большой бурдюк с вином. Обмен состоялся: капитан Хопров отсчитал причитающиеся тому блоки сигарет «Примы» и заставил выпить кружку вина. Угрюмый старик молча выпил и снова пропал в темноте. Через десять минут уже жарили на углях куски баранины и вскоре вся сводная команда, кроме часовых, с аппетитом ела плохо прожаренное мясо. Тем самым подтверждая народный афоризм: «Горячее – сырое не бывает!» Сухое вино из бурдюка разливал по кружкам Хопров. Сначала помянули погибших товарищей, после чего Мельников с тревогой сказал: – Слушайте внимательно. Привал нам пришлось сделать у черта в пасти, потому что завтра нам надо вернуться и найти тела наших товарищей. Охранение удвоить! Это приказ. Лучше недоспать, чем не проснуться. На посту ушами не хлопать, иначе можно запросто остаться не только без ушей, но и без голов. Подходы к развалинам заминировать! На всякий случай… – зло и многозначительно добавил он, но уточнять ничего не стал. – Отсюда – ни на шаг! Иначе налетите на растяжки. Разрешаю выпить еще по кружке – и отбой. Снимаемся рано утром, на рассвете… Среди ночи раздался близкий взрыв, и разорванное в клочья эхо беспорядочно заметалось в вязкой, холодной темноте. В секунду все были на ногах. Заклацали затворы автоматов и ручных пулеметов, группа занимала круговую оборону – было пока неясно, с какой стороны напали боевики. Часовые на верху развалин открыли беспорядочную стрельбу, в гулкую ночь полетели трассирующие пули и осветительные ракеты. Не дожидаясь команды, группа поддержала их интенсивным, но неприцельным огнем. Стреляли наудачу: еще во время ужина опустился туман, сейчас же он был густым, как молоко. Ответного огня не было, и вскоре стрельба прекратилась. Невидимый дым от сгоревшего пороха наполнил развалины острым, кисловатым запахом и теперь медленно перемешивался с чистым, холодным воздухом высокогорья. В ушах стоял звон. – Ишаки карабарские, – со злостью плюнул Хопров и закутался в свой потертый бушлат.– Такой сон снился… – Он немного повозился и затих. Похоже, ночная вылазка боевиков не произвела на него особого впечатления, и он еще надеялся досмотреть интересный сон. И действительно, вскоре капитан Хопров как ни в чем не бывало похрапывал у стены, сжимая в руке автомат. Остальные быстро уснуть не смогли. Мельников с завистью прислушивался к трелям, которые выводил его верный товарищ, и долго ворочался в своем углу. Сна не было ни в одном глазу, зато снова появились вопросы, на которые он не знал ответов. Уснул он часа через два. На рассвете его разбудил Хопров: – Шеф, там ночью какой-то абрек налетел на растяжку. Был вооружен. Вот, – он показал трофейный автомат АКМ. – И собаку убило. Мельников вышел из крепости. Шагах в двадцати лежал труп молодого чеченца, одетого в залитую кровью камуфляжную куртку и посеченные осколками спортивные штаны. Он лежал на боку, неестественно вывернув правую руку. Его открытые глаза слепо смотрели на восток, где разгоралась багровая заря. Рядом с ним валялась овчарка, с которой вчера приходил угрюмый старик. – А с этим что делать? – спросил капитан, ткнув носком ботинка в мертвое тело. – То не наша забота. Кто ему дал наводку, тот пусть его и хоронит. Вот чертов старик! – ругнулся Мельников. – Наверное, думал, что мы нажремся вина и нас можно будет взять голыми руками… Через час снова были у того места, где подорвался «КамАЗ». Утреннее солнце разогнало остатки ночного тумана: снизу всё еще поднимались тонкие струйки сизого дыма. На этот раз поиски оказались более успешными. После такого взрыва, Мельников не надеялся, что тела удастся найти целиком. Так и вышло: через два часа на плащ-палатки сложили то, что удалось найти. У останков прапорщика не хватало половины головы и обеих ног, у сержанта – руки и правой ступни. Молодых солдат, которые участвовали в поисках, рвало и выворачивало наизнанку. Завязанные в плащ-палатки останки пристроили в углу «бэтээра» и небольшая колонна двинулась в обратный путь. Дороги в горах вещь своеобразная: часто, чтобы преодолеть три километра по карте, приходилось делать тридцать и более километров по сильно пересеченной местности, следуя за прихотливыми изгибами горных ущелий или рек. Солнце палило не по-весеннему: броня раскалялась до такой степени, что нельзя было прикоснуться рукой. Изнуряющая духота мучила людей с восхода и до заката, а мелкая, въедливая пыль еще и ночью. На пропитанном потом камуфляже солдат и офицеров белыми разводами проступала соль. Вода была рядом – в теснинах с шумом бежала холодная, чистая речка – но никто даже не мечтал искупаться: это было слишком опасно. В горах уже появилась «зеленка», а в окрестных лесах хватало и обычных боевиков, и снайперов. Теперь колонна держала путь на Ботлих, а оттуда – на Аргун. Обычных разговоров и шуток на обратном пути слышно не было – смерть наводила на мрачные размышления. Каждый понимал, что мог оказаться на месте погибших товарищей. Вечером, в конторке ремонтного ангара, сидела та же компания, что и три дня назад. Только вместо прапорщика Куницына на столе стояли две солдатские кружки, накрытые кусками серого хлеба. – …Вот, гады, – имея в виду боевиков, выматерился зампотех и поднял свою кружку. – Давайте помянем погибших. Сержанта я не знал, – он тяжело вздохнул, – а с прапором мы за этим столом пили водку. Хороший был парень. Выпили не чокаясь, закусили молча. Каждый думал о своем. Первым нарушил затянувшееся молчание Мельников: – Майор, ты не поможешь с цинковыми гробами? Не довезем мы их – тепло уже… – Конечно, помогу... Груз «двести», последний долг живых перед мертвыми. Он покрутил ручку полевого телефона и долго ждал, пока искали какого-то капитана Стрельцова. Потом закончил недлинный разговор и тихо положил трубку. – Сейчас привезут… – сказал он и снова замолчал. – Ты еще не загнал свой «Урал»? – спросил Мельников. – Стоит… Вон, в углу, под брезентом. – Чтоб не пылился? – Нет, чтобы ноги ему не приделали. Ведь почти даром отдаю, так нет – всё норовят на халяву урвать. Вчера тут вертелся майор из саперного полка. Увидал тот «Урал», и тут же с ножом к горлу. Дай его нам, говорит, у нас боевики спалили две машины… Я тебе, мол, бумагу от своего полкана принесу, что реквизировали по военной надобности. А на кой черт мне его бумаги? – зло спросил майор. – Дай спирту или жратвы, может, и договоримся… – Я бы взял тот «Урал», – задумчиво сказал Мельников, – но бочки спирта у меня уже нету. В том подорванном «КамАЗе» сгорела. Двести литров чистого спирта... – Вот гады! – снова выматерился майор. – Ни себе, ни людям… – Потом спросил: – А сколько есть? – Сто литров осталось… «Энзэ» – неприкосновенный запас, – ответил Мельников и тяжело вздохнул, снова вспомнив и о погибших людях, и о подорванном на фугасе грузовике, и о бочке дефицитного спирта. – Забирай! – неожиданно согласился майор и, порывшись в ящике стола, нашел ключи. – Только аккумулятора нет. Так, поставили дохлый от «Волги», чтоб искра была, но со стартера уже не заведешь: только с буксира. Будешь в наших краях – довезешь должок. Ну а не случится – значит, не судьба. Подполковник взял ключи от «Урала» и сказал: – Через месяц или полтора, я сам или кто-то из моих людей снова будет здесь проездом. Тогда и верну. – Годится, – согласился майор. Подполковник производил впечатление надежного человека – и он ему сразу поверил. – Да, – спохватился он, – химию свою не забудь! – Да нет, майор. Это я тебе оставлю. – Мне-то она зачем? – удивился зампотех. – Пойдем, объясню. Теряясь в догадках, майор отпер свой склад. Мельников подошел к бочке и пнул ее ногой. Судя по звуку, она была полной. – Открой крышу, – распорядился подполковник. Когда зампотех сорвал свинцовую пломбу и скрутил крышку, Мельников добавил: – А теперь понюхай! Чем пахнет? Майор нагнулся к горловине и осторожно потянул носом: – Спирт! – с удивлением доложил он. – Точно спирт! – Именно. В бочке сто литров. Чистый медицинский – можно пить без опаски. – А чего же тогда на ней написано? – недоуменно спросил майор. – Ну да, – мрачно усмехнулся подполковник. – Еще бы написать: «Спирт-ректификат». Сам знаешь – и замок бы не помог… Хмурым майским утром небольшая колонна из двух «бэтээров» и «Урала» выехала за ворота «Хозяйства Кутикова» и взяла курс на север. Вдоль дорог, по которым они продвигались, попадались сожженные грузовики, автозаправщики, автобусы и легковые машины. Кое-где встречались искореженные бронетранспортеры и танки. В поселках и аулах во множестве попадались дома, которые стояли без крыш, окон и дверей. Пустыми глазницами они слепо смотрели на все четыре стороны света. В этом Мельников чувствовал какой-то укор. Война в Чечне шла второй год, и повсюду было заметно ее алчное и ненасытное дыхание, которое опаляло землю и души людей. Местные жители молча и настороженно провожали глазами их небольшую колонну. «Заварили кашу политики, – с осуждением думал Мельников, поглядывая из кабины «Урала» на закопченные стены разоренных домов, взорванные пролеты мостов и поваленные столбы линий электропередач, на хмурые лица женщин и подростков. – Стратеги хреновы! Хотя бы «букварь» взяли в руки и почитали бы о Кавказских войнах. Тут еще при царе-батюшке чуть не век воевали с этими горцами… Нашелся же лихой вояка: «Да мне одного десантного полка хватит, чтобы взять Грозный!» Ну и как? Взял?.. Не надорвался? Генеральских звезд на погоны нахватал, а как был раздолбаем, так им и остался. Полтора года идет война, Грозный выглядит хуже, чем Сталинград в сорок третьем, а толку? Днем власть у федералов, а ночью у боевиков… В свое время Сталин за трое суток решил чеченскую проблему: взял да и вывез всех в Казахстан. Так, не так, но проблему решил. Ну а нашим обалдуям теперь и трех лет не хватит, чтобы расхлебать эту кашу…» Где-то там, на севере, где небо было затянуто сплошными серыми тучами, их уже дожидались два «КамАЗа», входивших в их караван. Еще дальше, в приморском городе N, мучаясь неизвестностью и прислушиваясь к ночным шорохам, их караван ждали матери и жены. Но не все дождутся сына, мужа или отца. В кузове «Урала» стояли два цинковых гроба – печально известный «груз 200».