Перейти к основному содержанию
От лучика до света
ОТ ЛУЧИКА ДО СВЕТА ЛУЧИК214 Андрей Кармилин тяжело вздохнул. Лучик214 написала, что у нее нет своих фотографий на компьютере и поэтому она не сможет выслать ему свою фотку. Жаль. Очень жаль. Ему так хотелось на нее посмотреть – они общались в чате уже около недели и он только сейчас осмелился попросить у нее фотографию. Андрей спросил, может ли она сфоткать себя на мобильник, или на цифровик и передать на комп, а потом – ему на почту. Нет. «У меня нет такой возможности». И точка. Проклятая черная точка. Андрей еще ни с кем так долго не общался по сети – это была его первая девушка, если можно так выразиться. К своим 17 годам он не встречался еще ни с одной девчонкой, ни в реале, ни в Интернете. До тех пор, пока неделю назад в чате не появилась она – Лучик214, такой забавный ник с непонятными цифрами на конце – он спросил, что это за цифры, она ответила «Просто так». И поставила «улыбочку» в конце: «Просто так:-)». Андрей всегда копировал все диалоги с Лучиком в текстовый документ, потом распечатывал и, уже вне чата, длинными и такими одинокими вечерами вновь и вновь перечитывал всё, что сказал он и всё, что ответила она… За неделю общения с ней он узнал не так уж много: живет она в Орловской области, то есть там же, где и он. Когда Лучик узнала, что Андрей тоже местный, она сказала, что «пока не будет говорить, где именно она живет». Это его очень расстроило. А вдруг они в одном городе? А вдруг она живет на соседней улице и он, быть может, неоднократно видел ее, проходящую мимо… Как бы там ни было, он не стал допытываться, откуда она конкретно, ведь девушка могла испугаться такого подозрительного допроса…. Она вообще была весьма подозрительной девушкой. Когда он спросил: «Может, созвонимся?». Она ответила: «Как?». «Ну, как обычно, по телефону. Только номер свой дай и я тебе позвоню». «А зачем?». «Пообщаемся вживую». После этого Лучик долго молчала и Андрей уже начал волноваться, когда пришел совсем неожиданный для него ответ: «Извини, но у меня нет телефона». Интересно, черт побери, а как же она тогда выходит в Интернет? Хотя сейчас существуют и более совершенные методы подключения к сети, так что может, она и правду говорит… Ну конечно она говорит правду! Как же я посмел усомниться в ее словах? Как я посмел? Моя милая добрая девочка просто не может лгать. Что-то недоговаривать – да, но лгать…нет, ведь она не такая как все остальные, пропитанные насквозь враньём и разлагающейся в саркастическом слабоумии нравственностью…. Еще Андрей узнал, что ей 17 лет (ровесники!!!) и она тоже любит стихи, море и апельсиновый сок. Имени своего она не называла, просила ее называть так, как она представляется в чате. Слегка обидевшись, что даже таких мелочей он про нее не узнает, он тоже решил своего реального имени не говорить. Когда он спрашивал про ее родителей, Лучик почему-то старалась быстро перевести разговор на другую тему и Андрей даже вздыхал с облегчением – ему тоже не очень-то хотелось о них говорить… Лучик всегда находилась в чате только до четырех часов дня, после этого незамедлительно прощалась и уходила, послав воздушный поцелуй, от которого Андрей почему-то всегда краснел, но тоже писал: «Целую» и выходил из чата. Без нее там делать было совершенно нечего. Общаться с недоумками ему абсолютно не хотелось, к тому же, он сам мог позволить себе находиться в Интернете только до пяти вечера, до того, как с работы возвращался отец, а чуть позже подходила и мама. Андрею не разрешалось выходить в Интернет. Нет, не из-за денег, а просто потому, что родители страшно боялись, что он зайдет на «нехорошие сайты», которые «так развращают современную молодежь». Речь шла, конечно же, о порно-сайтах, которые Андрей ни разу не посещал не в силу запрета родителей, а в силу того, что он ПРОСТО НЕ УСПЕВАЛ. Занятия в колледже продолжались бывало и до трех часов, и он рысью мчался домой, чтобы хоть часик пообщаться в Интернете со своей ненаглядной подругой… В колледже он сторонился общения со своими одногрупниками, если только в случае крайней необходимости. Считался нелюдимым человеком, которого большинство ребят, с которыми он учился, старались избегать. Особенно после одного случая, когда его проверяли на «психологическую устойчивость», а он, без раздумий и ответов въехал кулаком в табло одному из «инспекторов», вложив в этот удар всю силу своей ненависти. Не к тому пареньку, который пытался его поддеть, а к несправедливому миру, который воплощали в себе его родители. Парень упал и больше не поднимался. Нет, Андрей его конечно не убил, но послал в длительный нокаут. И молча удалился от места происшествия. Больше к нему никто не подходил с подобными «проверками» и вообще после этого эпизода старались не разговаривать и обходить стороной молчаливого «вышибалу», как его прозвали. Андрей никогда не занимался боксом, или другими видами борьбы, у него просто от рождения, как говорят в народе, была «тяжелая рука». Ну, в данном случае не менее тяжелым оказался и его кулак… В один прекрасный воскресный день к ним в гости приехали брат матери с женой и дочерью – двоюродной сестрёнкой Андрея Викой. Они с детства обожали совместное времяпрепровождение – играли во всевозможные игры, гуляли во дворе, качались на качелях, а зимой – катались на санках. Андрей, как мужчина, всегда брал на себя роль «водителя» санок, а Вика – «пассажира». Виктор Сергеич – отец Вики – был очень строгим родителем и не позволял Вике общаться с мальчиками ее возраста. Андрея он к этой категории не причислял – какой он «мальчик», брат же все-таки. Хотя Виктория, с самого раннего детства воспитанная в суровости и пуританском духе их семьи, всегда сама отказывала ребятам, которые неоднократно предлагали «проводить ее до дома» и никогда не ходила на чаепития, устраиваемые ее одногрупниками по случаю каких-либо праздников. Девочки из ее группы по этой причине сторонились Вики и считали ее слегка ненормальной. Но ребята, по причине восхитительной красоты этой девочки, упрямо продолжали свои «атаки», хотя уже к концу первого курса было совершенно ясно, что Вика не согласится гулять ни с каким, даже самым обаятельным красавцем их училища. Сегодня был прекрасный день! Родители Вики – Виктор Сергеич и Мария Васильевна и родители Андрея – Алексей Михалыч и Наталья Сергеевна посидели пару часиков дома, пообедали и, как это обычно случалось, ближе к вечеру направились в кафе, выпить пару бутылочек вина. Андрей и Вика остались наедине. -Давай в шахматы поиграем! – радостно предложил Андрей, зная, что Вика все равно проиграет. -Я тут недельку за компьютером посидела, - улыбнулась Вика, - потренировалась. Так что тащи свои шахматы. В этот раз мы еще посмотрим, кто кого. Андрей умчался доставать коробку, а Вика подошла к компьютеру в гостиной и включила его. Долбаный Windows загрузился только к тому моменту, как подошел Андрей и молчаливо уставился на монитор. -Хочешь в комп поиграть, или в сеть заползти? – чуть ли не шепотом спросил он, боясь, как бы родители, находившиеся сейчас километрах в трех от них в шумном зале кафешки, не расслышали его предложения, от которого тянуло чуть ли не рассадой марихуаны в прихожей. -Нет, просто интересно, че у тебя тут есть, - Вика осторожно взяла мышку и открыла пару папок на рабочем столе. -Да тут, в-основном, отцовские документы всякие, по работе, - ответил Андрей, которого чуть ли не затрясло при одной мысли, что сейчас в комнату входит мать и с размаху бьет его ладонью по затылку. -Давай в Интернет залезем? – взглянула Вика на Андрея. Глаза у нее при этом были большие и взволнованные, а дыхание участилось. Румянец выступил на ее щеках, а все тело пробила сильнейшая дрожь. Андрей судорожно вздохнул, перехватил у нее мышку, нажал «Пуск», «Выключение». Они оба знали, чем может обернуться подобная вольность, если родители их застукают, сидящими в Интернете и глазеющими на безобразие плотских утех. -В другой раз, хорошо? – пробормотал он, внимательно проследив, как затухает огонек на системном блоке. В понедельник Андрей был вынужден задержаться в колледже на защиту старых лабораторных работ, и когда он, выходя из кабинета с зачеткой, взглянул на часы, было уже половина четвертого. Пока он бежал домой (благо, колледж располагался всего в трех минутах ходьбы от его дома), его сердце стучало как бешенное в страхе, что он не успеет сегодня. Не успеет хоть словечком перемолвиться со своим милым Лучиком. А пропустить день, или два – она может подумать, что он больше не хочет с ней общаться… Господи, не допусти этого! Пожалуйста, Боженька родимый, пусть Лучик еще будет в чате… Он успел. Она была там. Сегодня он решился на смелость задать ей так мучивший его вопрос: -Почему ты всегда уходишь после четырех? Долго ждать ответа не пришлось. -До завтра, милый мой мальчик. Что за чертовы тайны она скрывает? Кто она? Чем она занимается? Она учится, да, но правда ли это? Конечно, правда, идиот сучий, она же не может врать… Почему она уходит после четырех часов? И где же она живет, в конце-то концов??? О Боже, как тяжело чувствовать, что единственная девушка, с которой он общается, которую он смело может назвать своей подружкой, так много от него скрывает… Андрей ждал. Каждый день он с невыносимым, раздирающим душу нетерпением, ждал минуты, когда слова, такой далекой и такой близкой его сердцу подруги, ласково примут его в свои нежные объятия: -Мой милый, мой хороший, мой добрый мальчик. Я так скучала по тебе. -Солнышко мое, Лучик мой родной, если бы ты знала, как я хочу тебя увидеть, как прикоснуться губами к твоим нежным плечикам, как хочу обнять тебя и никогда-никогда не отпускать. -Славный мой мальчик. Прости меня, прости, но, наверное, этого никогда не случится. -Нет! Не говори так! Я люблю тебя. До встречи с тобой я не знал, что существует такая штука – любовь – я не знал, что можно засыпать и просыпаться с мыслями об одном и том же человеке, и каждую минуту, каждую секунду думать о тебе, знать, что ты существуешь, что ты любишь меня… Я не знал! А теперь я знаю и я… Я не хочу терять тебя, солнышко мое ненаглядное! Не хочу – слышишь! – слезы капали на клавиатуру, Андрей стремительно их вытирал, и продолжал печатать, стараясь передать через кнопки, через тупую машину всё, что было у него на душе, всё, что творилось с ним последние несколько недель. -Прости, - был ответ, - я очень тебя люблю, но нам не суждено быть вместе… Андрей мучительно взвыл, опустив голову на скрещенные на коленях руки. Почему? Почему? Господи, молю тебя, сделай так, чтобы она не говорила таких страшных слов, сделай так, чтобы мы встретились, и я посмотрел в ее глаза и она поняла бы, что всё это – от души, что я ей не лгу, что я… что я люблю ее. Люблю больше жизни, больше всего самого прекрасного на свете, больше тебя, Господи…. Плевать на мир. Зачем мне такой мир, если в нем нет тебя? Если в нем нет моей любимой девочки, такой близкой и такой далекой… -Я знаю то, что никто никогда не узнает, - сказал ей Андрей, - я знаю, что такое любовь. -…Не терзай моё сердце, скажи что-нибудь другое…- ответила Лучик и вышла из чата. Вечером, за общим обеденным столом, отец, прожевав котлету, взглянул на Андрея и спросил: -Сын, скажи мне правду. Андрея слегка тряхануло от этих слов: от отца можно было ожидать чего угодно. Если он задавал подобный вопрос, то уже наверняка знал ответ, так что врать было бесполезно. -Да? – тихо спросил он. Отец молча хлебнул из стакана сока и внимательно посмотрел на Андрея. -Ты же знаешь, сын, я не люблю, когда ты мне врешь. -Знаю.- Андрей опустил глаза. -Так скажи мне: зачем ты каждый день на полтора-два часа выходишь в Интернет? Андрей мелко затрясся от этих слов и выронил вилку из рук. Потом кашлянул и как можно более твердым голосом ответил: -Я выхожу для того, чтобы пообщаться в чате с друзьями. Отец продолжал пристально вглядываться в глаза сына. -Тогда почему ты всегда выходишь из Интернета до нашего с мамой возвращения домой? Вот тут Андрей испугался по-настоящему. Как это объяснить. Действительно, почему? Да потому что вы, мерзкие твари, так меня запугали, что я до дрожи в коленках боюсь попасться Вам на глаза, сидящим в сети… Если бы он так сказал, отец бы его сильно избил, а мать немедленно потребовала, чтобы его исключили из колледжа и отправили в армию. Ни того, ни другого Андрею как-то не хотелось. Поэтому он ответил: -Потому что друг, с которым я общаюсь в чате, всегда уходит после четырех часов. А говорить там больше не с кем. -Ты начинаешь путаться, сыночек, - язвительно произнес отец. Когда он говорил «сыночек», добра это никогда не предвещало.- Сначала сказал, что общаешься с друзьями, теперь – что с ОДНИМ другом. Так где же правда? А может, ты и вовсе не в чатах сидишь, а похотливых шлюх разглядываешь, гаденыш?! -Нет, пап, нет… - ему не дали договорить, а больно и обидно ударили по щеке. Андрею захотелось заплакать, - Папа, я же сказал, что с другом общаюсь. Это правда! Он у меня единственный друг! -Ну-ка иди сюда, - отец резко встал, схватил Андрея за ворот рубашки и выволок из-за стола. Потом пинками погнал его к компьютеру, который уже был включен, - а теперь зайди в этот чат и покажи мне своего друга. Андрей недоуменно глянул на отца: -Пап, ну я же сказал, что он всегда уходит после четырех. Нет его там сейчас! Отец развернул Андрея к себе лицом и два раза сильно хлопнул по щекам. Слезы уже градом валили из глаз его сына, а тот продолжал орать: -Я тебя, гаденыш проклятый, научу, как на похабень всякую глазеть! – еще один удар, - Ты у меня, сопляк херов, будешь знать, как отца обманывать! – и снова удар. Андрей с ревом вырвался из стальных оков отцовских рук и отскочил назад, но споткнулся и упал на пол, больно ударившись коленом о ножку компьютерного стола. -Значит так. – Отец навис над Андреем, словно дамоклов меч, словно сама судьба, повелевающая ничтожными людишками, каким сейчас казался сам себе Андрей.- Значит так. Если еще раз залезешь в Интернет без моего согласия, или согласия матери – я тебя не просто изобью, я сделаю так, что ты в армию полетишь, недоносок, там тебя жизни обучат по полной программе. И ушел. Андрей подполз к стене, прислонился к ней спиной и, вытирая кровавые слюни, пытался понять, что сейчас происходит у него на душе. А в душе его разгорался гнев, и с каждой минутой, обернутая в пелену накопившейся за все 17 лет ненависти, злость, всё росла и росла, пока она не заставила его зареветь, как зверя, столкнувшегося с другим зверем. Красная пелена застлала его глаза и он, глубоко вздохнув, твердым шагом направился на кухню, где продолжали так спокойно беседовать его родители. Боже, слово-то какое – «родители». У большинства детей оно, наверное, означает что-то теплое, нежное, ласковое. То, что всегда защитит, то чему можно полностью доверять. То, что никогда не подведет и в трудную минуту выручит из беды, а не станет избивать до кровавых соплей и рвущихся наружу от боли душевной, от боли обиды, от боли всепоглощающей, слёз… Но как только он ворвался на кухню и посмотрел в глаза отцу, вся его злость куда-то ушла, спряталась под многолетней броней смирения и полной покорности родительской воле, и Андрей пролепетал: -Прости, пап, прости. Больше этого не повторится…. В воскресенье, как это было давно заведено, в гости к ним нагрянули родственники с двоюродной сестренкой Андрея. Пока взрослые были дома, Андрей приветливо с ними общался, рассказывал о своих успехах в колледже… Но как только они ушли, он сел на диван, прижал к себе колени и молча уставился в одну точку. Вика подошла к нему и присела рядом. -Что это с тобой, Андрюша? Что случилось? Андрей долго-долго молчал, потом резко вскочил и достал из бара раскупоренную бутылку коньяка. -Да ничего не случилось, - сказал он, - Будешь? -Ты что? - Вика округлила глаза, - Кто тебе разрешил? -Да никто. Захотелось просто.- Андрей сходил на кухню, принес рюмку, налил и разом заглотнул. У него аж перехватио дыхание – он никогда не пил ничего, кроме половинки бокала шампанского на последний Новый год. Ему, как уже взрослому человеку, разрешили немного выпить. Андрей тут же налил по-новой и снова опрокинул рюмку в рот. Потом сходил на кухню, набрал стакан воды, запил, налил снова и вернулся в комнату, где сидела Вика, молча сопровождающая его своим удивленным и слегка возмущенным взглядом. После третьей рюмки Андрей почувствовал, как тяжесть начала медленно сползать с его горящей в агонии, души. Душа бессмертна? Да, но не в этом случае. В этом случае она потихоньку умирала, чем дальше от него становилась его любимая девушка, его драгоценный Лучик… Тишину нарушил Андрей: - Я знаю то, что никто никогда не узнает, - сказал он мрачно, - я знаю, что такое любовь. Вика вдруг вскочила и глазами, полными ужаса, уставилась на него. Хотела что-то сказать, но дрожащими руками закрыла себе рот и выбежала из комнаты. Андрей в изумлении пошел ее искать. Она была в ванной комнате, сидела на полу и тихо плакала. -Ты чего? – спросил он, - Ну выпил, да, не отрежут же они мне за это голову. Вика замотала головой и глазами, красными от слез, посмотрела на Андрея: -Знаешь, в какой квартире мы живем? Ну, номер? Андрей слегка удивился подобному вопросу и сказал: -Ну конечно, в 214-й. -Так вот, - продолжила она, понемногу приходя в себя, - в начале 90-х годов в нашем доме был видеозал, ну, знаешь, такие каморки, где ставили видик с телевизором и крутили американские боевики? -Представляю. – Заинтригованный Андрей присел рядом, - И что? -Этот видеозал назывался «Луч». Андрей все еще не мог понять, к чему она клонит. -А теперь повтори то, что ты сказал в комнате, когда принес воду. – Вика взяла в ладони его лицо и как-то странно посмотрела на него. -А что я сказал? – Андрей замешкался, - А, да. Я знаю то, что никто никогда не узнает. Я знаю, что такое любовь, - и с этими словами что-то резануло его по сердцу, но что – он пока не понимал. Руки Вики затряслись, она поднесла свое лицо ближе к лицу Андрея, и сказала: -…Не терзай моё сердце, скажи что-нибудь другое… Андрей рванулся из ее рук, в ужасе уставился в ее глаза, вновь наполнившиеся слезами, сам, словно чумной, попятился от нее подальше, в комнату, где стояла бутылка коньяка, так плохо снимающая боль и так дивно притягивающая к себе в моменты наивысшего душевного страдания… Но вдруг он застыл на месте и быстро вернулся к Вике. Снова присел рядом, провыл что-то нечленораздельное, потом схватил ее за плечи, притянул к себе и стал целовать ее шею, ее щеки, ее мокрые от слез глаза, ее волосы, овеянные таким чудесным ароматом… Некоторое время Вика не сопротивлялась, отдавшись на заклание своим чувствам, потом резко отстранилась, неуверенно встала на ноги и пробормотала: -Прости меня. Я же сказала, что нам не суждено быть вместе… Когда вернулись родители, Андрей и Вика с каменными лицами смотрели телевизор. Вскоре Вика ушла, Андрей вяло побрел в свою комнату, где и застал его отец, сильно поддатый, но еще вполне соображающий. -Я сегодня выпил несколько рюмок коньяка из бара, - сказал Андрей. Теперь ему было на всё плевать. Пусть изобьет хоть до полусмерти. Отец вздохнул и неожиданно сказал: -Прости меня, Андрейка. Не должен был я так поступать. Андрей очень удивился этим словам – отец еще никогда не просил у него прощения. -Сорвался, понимаешь. На работе шеф напрягает постоянно, работаю, надрываюсь, как ломовая лошадь, а он ни копейки, сучий ублюдок, не прибавляет…Вот я и выпустил пар. Прости, что на тебе. Не должен я был... – отец вдруг замолчал, закрыл глаза, всхлипнул и, словно обреченный, с поникшей головой вышел из комнаты. Андрей еще долго сидел, размышляя над своей горькой судьбой, а потом, как-то не замечая для себя, провалился в сон… ВИКА Каждый год 11 апреля Андрей с родителями ходили на могилу деда – отца Алексея Михалыча. Этого дня Андрей боялся с тех пор, как дед покинул наш мир – четыре года назад. Андрей боялся не могилы, а воспоминаний, таких приятных, ведь дед был его самым лучшим другом, и таких до боли жестоких, заколоченных гвоздями в крышку гроба… Андрей выпил рюмку водки, которую так благосклонно налил ему отец, и опустился на корточки. Вспоминая такие радостные минуты, когда они всей семьей приезжали в гости к деду и тот рассказывал внучку о боях, в которых участвовал дед, о своей первой любви, к которой он бегал за пять километров со своего поселка, о первой драке, с которой он постыдно сбежал, но позже вернулся, чтобы наказать своих обидчиков, о забавных случаях в институте, о своей первой работе – лаборантом в техникуме, и о многом другом… Андрей помнил каждую историю деда в мельчайших деталях, так как всегда слушал его, затаив дыхание, с нарастающим каждую минуту рассказа интересом. Дед был для него не просто другом, он научил Андрея таким вещам, как честь, благородство, достоинство и храбрость. Вот только родители постоянно забивали эту храбрость все глубже и глубже в Андрея, пока от нее не осталось ничего, пока она не переродилась из разумной смелости в отчаянную, оглушенную покорностью, дикость. Судорожно переведя дыхание, Андрей встал и поплелся за уходящими с кладбища родителями… Этого воскресенья Андрей ждал с нетерпением и одновременно страшился, когда оно наступит. Каждый день теперь он задерживался в колледже подольше, или, если все дела были сделаны, уныло бродил по пустым переулкам в надежде, что какая-нибудь орава отморозков изобьет его до полусмерти, чтоб напрочь отшибло память, чтобы забыть все, что было и чего не было за последние два месяца, чтобы имя «Лучик» никогда не воссоединялось в его сознании с именем «Вика». Каждый день он старался вернуться домой уже к тому моменту, когда родители были дома. В последнее время они мало с ним разговаривали и зачастую даже не интересовались, почему он так поздно возвращается домой. Всего один раз Андрей сообщил, что теперь будет подольше задерживаться в колледже, чтобы посидеть в читальном зале студенческой библиотеки. А больше родителям ничего знать и не хотелось. И вот наступило воскресенье. В квартиру с шумом и хохотом вломились долгожданные родственнички. Андрей краем глаза заглянул в прихожую – Вика была среди них, она молча снимала обувь и в глазах ее затаилась невесомая печаль. Через час взрослые уйдут и что тогда? Боже, о чем же с ней говорить? Так же тупо сидеть до прихода родителей и смотреть телевизор? Но молчать - не менее мучительно, чем пытаться завязать с ней какую-то беседу… Сегодня, вероятно, был какой-то особый день, потому что взрослые решили никуда не ходить, а посидеть и выпить на кухне, включив какую-то тихую музыку. «Детей» к столу никто не приглашал, Вика осталась в гостиной, присев на краешек кресла, Андрей же затаился в своей комнате. Что же делать? Что же делать, Господи? У Андрея в голове царила полная неразбериха – он метался от одного угла комнаты к другому, решая, как правильно ему поступить сейчас. Остаться здесь или все-таки пойти к ней? Но если он войдет в комнату, нужно будет обязательно что-то сказать. Нелепый «Привет» тут не пройдет. «Ты знаешь, я хочу сказать, что… что…» А что говорить? Что я хочу сказать? Надо же как-то действовать, черт возьми, оставаться в этой комнате у меня просто сил нет никаких! Андрей перевел дух и решительно направился в гостиную. Вика все так же сидела в кресле, задумчиво разглядывая свои руки. Андрей подошел к ней и уселся прямо на пол рядом с креслом. Вика медленно повернула к нему свою голову. Он не осмелился посмотреть ей в глаза, лишь прошептал: -Я не могу без тебя. Они сидели еще долго-долго, молчали, Вика смотрела на Андрея, а он смотрел в пустоту до тех самых пор, пока веселая компания родственников не стала собираться домой. Вика медленно поднялась с кресла, мельком глянула на Андрея, которой продолжал безучастно сидеть на полу и тихо прошептала: -Прости. Вика сидела у компьютера и вяло следила за движением колонки фраз в чате. Какие бессмысленные речи, какие банальные слова… Сама она ничего никому не писала, хотя с ней уже почти все поздоровались. Как все глупо. Она выключила компьютер и уселась на диван. Медленно закрыла глаза и окунулась в собственную боль. Мысли ее были далеко-далеко, а губы непрестанно шептали: -Люблю, люблю тебя. Прости, пожалуйста, пожалуйста… Когда наступили очередные выходные и родители засобирались в гости, Вика подошла к матери и сказала: -Мама, я, наверно, не пойду сегодня. Мария Васильевна удивленно посмотрела на дочь. -Почему? -Да я… не хочу. -Брось давай, Викуль, - подошел отец, - с Андрюшкой поиграетесь, всяко веселее будет! Поиграемся? Во что? В «молчанки», или в игру «Если первый скажет слово – второй должен заплакать». А может, что-то большее… что-то, рвущееся изнутри и молящее выпустить его на свободу? Игра в любовь – жестокая штука. Особенно если отказаться играть в нее ты не в состоянии… Особенно если ты уже точно знаешь, чем все может закончиться… Каким кошмаром все может обернуться… -Нет, - сказала Вика, - не пойду. Нехорошо мне. Приболела чуток, наверно…- и для подтверждения своих слов неуверенно кашлянула. Мать пощупала ее лоб и махнула рукой. -Не хочешь – как хочешь. Только чтобы из дома – ни ногой, ты поняла? Вика кивнула головой и родители ушли. Она осталась одна. Как страшно… Страшно оставаться наедине с самой собой, если душа требует, чтобы рядом был человек. Не просто какой-то там человек, а тот самый, тот, которого видишь во сне и только во сне ты можешь прикоснуться к нему, обнять его и страстно поцеловать в такие жаркие, нежные, любящие тебя губы… Страшно быть одной. Но еще страшнее быть там, с ним наедине, постоянно ощущая, постоянно боясь, что вместо слов «Прости меня» может вырваться нечто совсем иное, что не должно быть произнесено вслух, что может привести к непоправимым и неотвратимым последствиям… Вика дрожала. Пожалуй, она действительна была больна. Больна грешной страстью к своему родному человеку…Она вспоминала о том, как Андрей целовал ее и как трепетало все ее тело, и о том, как больно, словно в сердце вгоняли толстенную иглу, было отталкивать его от себя, уходить и как больно было не думать о нем, забыть его горячие поцелуи… Она тихо встала, открыла энциклопедию и прочла: ИНЦЕСТ, а, м. [фр. inceste < лат. incestus преступный, греховный]. мед., этн. Половая связь между ближайшими родственниками (между родителями и детьми, братьями и сестрами); кровосмешение. Являлся ли Андрей ее ближайшим родственником? Пожалуй, нет. Он же не был ее родным братом, а слово «двоюродный» существует наверное, только в России. На западе таких родственников называют «кузен» и «кузина» и связь между ними не считается кровосмешением. А у нас? Считается ли у нас? Нарушая материнские запреты, Вика вышла из дому и направилась в церковь. По дороге она пыталась правильно сформулировать мысли, которые сейчас так путались у нее в голове. Войдя в церковь, у продавщицы свечей, крестиков и образков, она узнала, где можно «проконсультироваться» со священником. Святой отец внимательно выслушал ее и сказал: -Делай то, что повелевает сердце твое. Следуй за порывами души – душа всегда знает, где истина, дочь моя. Это не будет кровосмешением, и я бы даже мог обвенчать двоюродных брата и сестру. Это не будет грехом в глазах Господа нашего. А сейчас ступай с Богом. Когда Вика шла домой, ее сердце радостно трепетало – можно, можно! Если сам святой отец благословил ее, то теперь ничто не встанет между ними, никакие запреты, никакие нравоучения и наказы.…И боль в ее душе постепенно сменялась ликованием, укрытым колыбелью счастья в мягкое покрывало любви… Андрей был страшно взволнован – этого воскресенья он ждал всю неделю. Он тщательно отрепетировал все слова, которые скажет Вике и все возможные варианты ответов на ее протесты. И она обязана будет с ним говорить. Они уже не в чате, так что просто выйти, скрывая свою невозможность ответить на тот или иной вопрос, она не сможет. Но когда он увидел, что Вики среди дядьки и тетки нет, в нем что-то оборвалось. Он кинулся к Марье Васильевне: -Теть Маш! А где Вика? Где она??? – чуть ли не закричал он. -Че с тобой, племяш? – усмехнулась тетка, - приболела она, вот и все. Ничего страшного с твоей сестрой не случится. Моей сестрой… Снова это мучительное словосочетание… Моя сестра… О Боже, убей меня! Она ведь не заболела, она просто не захотела идти… Неделя тянулась так, будто все боги решили воспрепятствовать наступлению воскресенья. Андрей отмерял каждую минуту и с нетерпением ждал, когда наступит следующая… Ночами он не мог заснуть, его душа горела, как пламень, лишь под утро, утомленный собственными страданиями, он проваливался в сон. Этого воскресенья он ждал ВСЮ ЖИЗНЬ… И вот она стоит перед ним – Божественно красива и глаза ее улыбаются ему, ах, как это приятно… Когда родители ушли в кафе, они кинулись в объятия друг другу, и когда страсть достигла взаимного апогея, стали срывать одежду, продолжая осыпать тела друг друга горячими поцелуями. …И два тела слились в одном жарком порыве.. Два тела пылали огнем, дрожали под губительной сладостью власти инстинктов… Наслаждение… какое грубое и неподходящее слово… Исступление, порыв и воплощение самых прелестных мечтаний… Нарастающее, и обрывающееся в болевом экстазе, притяжение душ… Андрей знал, что после секса с девственницей должна оставаться кровь на постели. Но он никак не ожидал, что будет СТОЛЬКО крови. И что самое ужасное – кровь была на ковре, ведь времени добраться до постели и воплотить свои желания там, у них просто не хватило. Вика в ужасе смотрела на это буйство красного цвета на бежевом ковре. Потом оделась наспех и стала помогать Андрею мыть ковер. У них был моющий пылесос, но Андрей не знал, как им пользоваться, поэтому в ход пошли более привычные вещи – тряпки, щетки и обыкновенный стиральный порошок. Как назло, кровь с таким трудом выводилась из ковра и только когда замок в двери щелкнул – вернулись взрослые – ковер обрел свой привычный вид… Андрей успел попрятать все, чем они пользовались для мытья ковра, а тряпку, которая окрасилась в бурый цвет, насухо выжал и бросил в стиральную машину. АНДРЕЙ Боль ушла… Как это прекрасно! Теперь каждое воскресенье Андрей и Вика просыпались с возбуждением от предстоящей встречи. Каждое воскресенье они шептали друг другу ласкающие сердце слова и вновь и вновь сливались в единое целое, забыв про всё на свете. Даже про такие элементарные вещи, как БЕЗОПАСНОСТЬ. Любовь была сильнее таких низких ничтожных предметов, как презерватив и противозачаточные… Любовь была сильнее размышлений о возможных последствиях… Однажды вечером, за семейным ужином, Вика выбежала из-за стола и унеслась в туалет. Там ее долго рвало, а когда она вышла, столкнулась нос к носу с матерью, у которой горел тревожный огонек в глазах. -Что с тобой, доченька? Приболела, что ли? -Наверно. Постоянно тошнит… - ох и зря она сказала эти слова, ведь Мария Васильевна была далеко не глупой женщиной и мгновенно схватила ее за волосы. Глаза ее стали большими и такими страшными, что у Вики перехватило дыхание от ужаса. Она осознала, что происходит и почему мать так ведет себя. -Через минуту вернусь, - мрачно пробормотала Мария Васильевна и выбежала из дома. Вернулась она с какой-то упаковочкой, типа таблеток. -Прочитай инструкцию и действуй!!! – заорала она на дочь, впихнув ей в руки эту непонятную коробочку. Вика прочитала название и у нее подкосились ноги. Мать поволокла ее в туалет и проследила, чтобы дочь в точности выполнила все указания. Ждать результата пришлось недолго – тест показал то, чего и следовало ожидать – Вика была беременна. -Кто он?!!! – заорала мать, треся ее за плечи, - кто этот сучонок, мразь, отвечай! Долго стоявший позади них отец Вики и пытавшийся понять, что же такое случилось, наконец всё понял. Руки его затряслись в приступе бешенства и он, подбежав к ним, оттолкнул мать и с размаху влепил Вике пощечину, да так, что ее голова аж ударилась о косяк двери. Вика медленно сползла на пол, всё еще не веря таким страшным поступкам своих родителей, потом почувствовала, как по лбу сползает какой-то горячий ручеек. Отец, сам ужаснувшийся тем, что натворил, отскочил в сторону, потом закричал: -Мать! Маааать! Скорую вызывай! Но унять своё любопытство, раскаленное гневом, ему не помешала даже травма, нанесенная собственной дочери. -Вика, кто он? – спросил он, - кто он, Вика? Отвечай! Да отвечай же ты! -Папа, - пролепетала Вика и медленно подняла к нему свои глаза, в которых поселился животный страх, - Это Андрюша. Только не злись. Отец не сразу понял, о каком Андрюше она говорит. А потом перед его глазами промелькнули последние несколько недель и он вспомнил, что ни с каким мальчиком она не встречалась, кроме одного. Но как же… Нет, не может быть. Не может быть. Брат? Так она с братом?... Гнев вновь затмил все его чувства и он рывком поднял Вику с пола, загнал ее в свою комнату и запер ее на засов. -Ты больше никогда… слышишь меня, шлюха? Больше никогда его не увидишь. И будь я проклят, и пусть земля разверзнется передо мной, если я лгу. С этими словами он ушел, а Вика, забившись в угол и в слепом безумии размазывая по лицу кровь, шептала какие-то важные слова, которые никто уже не услышит, которые никто уже не повторит. -Сынок, чем ты эту тряпку так вымазал? – спросила мать Андрея, - и не отстирывается даже. Андрей ахнул, вспомнив, какую глупость он совершил. -Да я порезался мам, но рана уже давно затянулась. -Сильно порезался? Покажи! – взволнованно спросила она, осматривая его руки. Он резко спрятал их за спиной, потом сообразил, что поступает не так, как должен поступать невиновный человек, вытащил их на обозрение, потряс перед матерью и с улыбкой сказал: -Да мам, говорю же, все заросло уже. Я даже не помню, где и порезался. Давно это было. Потом с отвращением посмотрел на тряпку и сказал: -Надо было сразу ее выкинуть, а я ее так долго у раны держал, что вся пропиталась. Выброси ее мам, - и с этими словами направился в гостиную, где отец с кем-то говорил по телефону. На уровне инстинктов Андрей ощутил, что происходит что-то не то. Отец повесил трубку, долго смотрел в пустоту, потом перевел взгляд на Андрея и встал. Бил он его долго и жестоко, явно наслаждаясь страданиями сына. Когда изо рта у Андрея уже пошла кровь, отец молча вышел из комнаты и пошел к бару, откуда достал бутылку водки, стакан, налил до краев и разом заглотнул. Когда на третий день дверь продолжала оставаться закрытой, Вика молча подошла к окну, распахнула его и посмотрела вниз. Девятый этаж. Да, это наверняка. Какая глупость… Боже, какая глупость. Ведь даже святой отец сказал, что все хорошо, надо следовать повелению сердца… Какая глупость… Она забралась на подоконник. Милый мой, хороший мой мальчик. Ты не слышишь меня и уже никогда не услышишь, но я все же скажу. Я люблю тебя. Я так люблю тебя, хоть и знала всегда, что нам не суждено быть вместе… И сильно оттолкнувшись от подоконника, она спрыгнула вниз. Только через два дня Андрей узнал, что Вики больше нет. Эта новость полностью оглушила все его мысли и чувства, заморозила боль, всё еще обжигающую его тело от побоев, внутри всё замерло, и он понял, что осталось одно-единственное решение всех проблем. Он пришел к дяде в гости, приветливо ему улыбнулся и засадил здоровенный кухонный нож ему в брюхо. А потом еще вздернул кверху, чтобы кишки выползли наружу и он смог бы их растоптать… Затем он взял ключ от гаража, достал канистру с бензином, вернулся домой, где был только отец – спал пьяный - все основательно облил, не забывая ни про один уголок, и кинул спичку. Потом запер с обратной стороны дверь, закрыл на ключ и сломал его, половину оставив в замочной скважине. После этого Андрей пошел на кладбище, к могиле своего деда. Обнял надгробие и прошептал: -Дедушка родимый, встреть меня… Достал нож, который был всё еще в крови.. и вскрыл себе вены. Душа моя, ты помнишь наши встречи? Дни тянутся, как их поторопить... В своем календаре помечу тот день, когда минута отделит во времени бегущем нашу встречу... Коридоры безвременья… Воздух такой тяжелый, насыщенный парами разлагающихся трупов. Полумрак. Идешь и постоянно натыкаешься на какие-то столы, или кушетки… На них люди. Обнаженные тела… Он что-то искал. Да, это должно быть здесь… И вот наконец… Глаза закрыты, на лице тень скорби, уголки губ опущены. Она не смеялась, когда умирала. Черт, такая тупая шутка в такой непозволительно торжественый момент. Ее прекрасные волосы, удивительные губы, потрясающие плечи, великолепная грудь – все то, о чем он так долго и мучительно помнил. Все то, о чем он так долго и мучительно пытался забыть… -Андрей, - вдруг тихо прошептала она, - Андрюша.- Ее глаза открылись, она повернула к нему свою голову и посмсотрела на него.- Что ты здесь делаешь? -Я искал тебя, - он присел на краешек кушетки, - Но не нашел. -Я знаю. Слишком поздно. – голос становился все тише и тише. Андрей схватил ее за плечи, притянул к себе, обнял холодное тело и продолжал слушать, что говорила она на угасающем сознании: -Я не успела сказать тебе столько важных вещей… Ты многому научил меня. Надеяться, верить, терпеть… Ты научил меня не сопротивляться внутренним порывам, жить так, к чему стремится твоя душа… Но главное – голос Вики почти перестал быть слышен, - Главное, что ты научил меня любить, целиком и полностью отдавая себя на растерзание своим чувствам…И… и я теперь тоже знаю твой страшный секрет… Я знаю то, что никто никогда не узнает…Кроме тебя, мой милый, мой любимый мальчик… Голос смолк, и Андрей зарыдал, протягивая руки к несуществующим призракам прошлого, моля их остаться, еще хоть секунду побыть с ним, услышать их голос, такой приятный и такой родной… -Вика! – вскричал он, резко поднявшись с постели. В недоумении осмотрел комнату – простая больничная палата. Потом взглянул на свои руки, туго перебинтованные на запястьях. В палату вбежала сестра – немолодая женщина с неприятными искорками в глазах. -Очнулся, покойничек? Андрей молча смотрел на нее, до конца не осознавая, что произошло. -Сейчас доктора позову, - сказала она и вышла. Андрей присел на свою кроватку и мысли нахлынули таким горячим, обжигающим душу потоком, что он еле сдержался, чтобы вновь не зарыдать. -Ну что, как самочувствие? – раздался из-за его спины голос. Андрей перевел дух и обернулся. Доктором оказался улыбчивый мужик лет сорока, - Давай-ка проверим тебя, - он достал стетоскоп, послушал сердце и вновь улыбнулся, - Вроде, все нормально. Жить будешь. -Доктор? –тихо произнес Андрей, - Как меня… Кто… -Тебя нашла девушка по имени Света. Ты лежал на могиле, истекающий кровью. Она и вызвала скорую, оказала тебе первую помощь – перевязала места порезов. Но ты ей еще и не этим должен быть обязан.- Доктор присел рядом, - Ты потерял много крови, а у нее была подходящая группа… Доктор вздохнул. -Не понимаю я вас, молодых дурачков. Что, из-за любви? -Вика, - только и ответил Андрей. Помолчал немного потом спросил, - А где эта девушка… Света? Я могу с ней как-то поговорить? -Не знаю, - пожал плечами врач, - если только она захочет навестить тебя. Но первым человеком, который тебя навестит – это уже точно – будет следователь, майор Бахромеев. У него к тебе много вопросов. Так что держись, паренек, несладко тебе придется в ближайшее время.. Доктор встал, на секунду повернулся к Андрею, словно собираясь что-то добавить, а потом махнул рукой и вышел из палаты. Андрей лег на кушетку, с головой накрылся одеялом и закрыл глаза. Тут же что-то в его сознании повернулось и, словно расплавленым свинцом, окатило его с головы до ног. Наконец он осознал, что случилось. Он вцепился зубами в простыню и слезы окропили его постель… Утром, как и обещал доктор, в палату вошел здоровенный мужчина в военной форме, ему было где-то под пятьдесят, с явно просматривающейся сединой и большими толстыми очками. -Майор Бахромеев, - кашлянул он и сел на рядом стоящий стул, - Виктор Михалыч. Немного помолчал, испытующе разглядывая Андрея, который лишь мельком глянул на него и опустил глаза. -У меня для тебя плохие новости. Твой отец в состоянии алкогольного опьянения заснул с зажженной сигаретой. Квартира почти вся выгорела. Майор снова замолчал, внимательно следя за реакцией Андрея, - потом рванул газ. Короче, негде теперь тебе жить. Хотя, если не ошибаюсь, тебе через месяц 18 лет исполняется? Ну, тогда Интернат тебе не светит. Светит другое. Меня озадачила одна вещица, - майор достал из кармана пакетик с какой-то железкой и повертел у Андрея перед носом, - в замочной скважине твоей квартиры был обнаружен обломок ключа. Откуда он там взялся, ума не приложу. Может, подскажешь, Кармилин? Майор подсел к Андрею и рванул его к себе: -Это ведь ты Петровского, дядю своего, замочил? ТЫ ведь, да? Скажи мне на ушко, ты? Свидетелей и улик нет, даже непонятно, чем ты вены вскрывал, но я ведь знаю, что это ты его прирезал… Андрей, не поворачивая головы, вяло пробормотал: -Нож… -Что? Какой нож? Где он? Встряхнул Андрея и заорал: -Где нож спрятал, сука?! В палату вбежали сестра с доктором, а Андрей в ужасе озирался по сторонам, потом попятился от Бахромеева в угол палаты, там прижал колени к себе и, покачиваясь, тихо зашептал: -Минутная слабость и снова пытаюсь покинуть себя Лишь бы не чувствовать груз, что в душе тяготеет моей постоянно Я в доме один, и ветр шумит за окошком моим. Лучше бы ветер пронзил мое сердце и стало немножко полегче. Но память опять не дает мне покоя И снова мой разум вернет в ту минуту, когда я от боли кричал И снова рыдаю, склонивштсь над пагубной страстью моей. Доктор, сестра и майор давно уже вышли из палаты, а Андрей, обхватив руками голову, продолжал нашептывать слова, которые лились из глубин его истерзанной души: -Лежишь и молчишь И не вздрогнут ресницы, когда прикоснусь я к руке твоей мертвой И нет больше сил мне смотреть на твое распростертое тело. Никто никогда не вернет тебя к жизни И страх ледяными зубами впивается в душу мою. Забыться хочу, но ведь ты не даешь. Зачем ты ушла? Мне ведь больно так… -Он болен, Виктор Михалыч, - говорил доктор майору Бахромееву уже вне палаты, - Сильнее, чем вы думаете. И дело не в порезах, дело в его голове. Какая-то чудовищная травма, жуткий шок повредили его психику. И если у Вас к нему больше нет вопросов, прошу Вас, не приходите сюда без специального разрешения. От вашего присутствия его состояние только ухудшается. -Ну конечно, еще бы, - огрызнулся майор и поплелся из больницы. Пока его везли в психоневралогический диспансер, Андрей размышлял, куда же мог деться нож, которым он прирезал дядю и которым же вскрыл себе вены? Его размышления ежеминтно прерывались приступами помутнения сознания, когда он закрывал глаза и шептал: -Вика… вернись… Вика… Больница имела довольно мрачный вид – побеленные известкой стены с проплешинами, железные решетки на окнах, а вокруг – пустота. Ни деревца, ни кустика. Здесь ему предстояло провести несколько лет своей жизни. А там уж как здоровье будет. Пойдет ли на поправку… Проведя вдоль длиннющего коридора, его поместили в палату с тремя людьми, одетыми в серые рубашки и штаны. Никто на него не обратил особого внимания, кроме одного человека, стоящего у окна. Тот подбежал к Андрею и внимательно посмотрел ему в глаза: -Папа? Папа, это ты? Как ты здесь оказался? Потом помолчал и взгляд его потускнел. -Ты не папа…- и он, еле волоча ноги, вернулся к окну. Каждый день им приносили какие-то таблетки, названия которых Андрей даже не хотел знать. Молча глотал, запивал водой из маленького пластикового стаканчика и провожал взглядом сестру, которой всегда хотел задать какой-то вопрос, но никогда не мог вспомнить, какой именно. Каждую неделю его водили к психиатру, который осматривал его, молча вздыхал, письменно констатируя отсутствие изменений и выпроваживал из кабинета. Где-то спустя месяц, или два (он не вел счет времени, проведенного здесь), в палату зашла сестра и сказала: -Кармилин, к тебе посетитель. Андрей, не поднимая головы, последовал засестрой по тем же длинным коридорам, запах и цвет которых врос в его подсознание. Посетителем (а, точнее, посетительнией) оказалась миловидная девушка лет 20-22-х. Она улыбнулась Андрею и они присели за один столик. Сестра ушла, кинув на прощанье: -Можете не беспокоиться, милочка, он тихий. Наверно, самый тихий пациент этой больницы. Андрей посмотрел на девушку и что-то в ее глазах заставило его вздрогнуть всем телом. -Кто вы? – спросил он. Девушка продолжала улыбаться и вдруг поднесла к нему руку и погладила по щеке: -Я – Света. Та самая, которая нашла тебя на кладбище. Андрей побледнел. -Но ведь на кладбище нет живых, вот я и подумала, а что этот симпатичный парень тут разлегся? – она хохотнула, - Вызвала скорую. В больнице всё как-то не решалась к тебе прийти, знаешь, мысли путались, всё не могла прийти в себя, а вот сейчас вроде успокоилась. Она замолчала. Андрея пробила легкая дрожь, он не мог оторвать взгляд от ее глаз, таких глубоких, что в них можно было утонуть. Потом он все же решился задать так терзавший его вопрос: -Света, - он сглотнул комок в горле, - скажи, пожалуйста, где нож? Она немного отстранилась, улыбка спала с ее лица и ответила: -Следователь тоже спрашивал об этом. Но ему я соврала, а тебе скажу правду. Я забрала его себе. -Зачем? – изумился Андрей. -Зачем, зачем,зачем… -Света неожиданно вскочила, - Захотелось, вот и все. Андрей молча переваривал всё, что услышал. Она спасла его. Спасла его жизнь, спасла его от тюрьмы… -Спасибо, - пролепетал он, - спасибо тебе. -Не за что, - Света снова улыбнулась, - Надеюсь, ты скоро поправишься. Она неожиданно приблизилась, чмокнула его в щечку и ушла. Через месяц его ждала комиссия, на которой определится, можно ли его выпускать. В последние несколько недель Андрей был сам не свой – проявлял признаки здорового человека, весело общался с сестрами и соседями по палате (хотя они отвечали ему редко и мрачно). К психиатру всегда приходил с улыбкой на губах, отвечал на все его вопросы, а тот, напевая себе под нос, что-то чиркал в своих бумагах. Как и стоило ожидать, комиссия приняла положительное решение на счет Андрея и, проведя в застенках этого дома безумия всего 4 месяца, он оказался на свободе. Вдохнул полной грудью воздух – только что прошел дождь и запах озона слегка опьянял его, - Андрей пошел бродить по улицам. Вначале он шел абсолютно бесцельно, просто осматривая новым взглядом старые вещи, а потом, как-то незаметно, свернул в сторону кладбища. Пройдя могилу деда, он стал рыскать в поисках того, зачем сюда и пришел. Он жаждал увидеть могилу Вики, чтобы еще раз все вспомнить, чтобы еще раз поплакать, чтобы еще раз сказать ей несколько ласковых слов. Чтобы попрощаться. Где же она? Боже, кладбище такое огромное, как же я найду её? -Тебя проводить до её могилы? – раздался сзади знакомый голос. Андрей резко обернулся. Это была Света. Оно подошла ближе и вновь он почувствовал необычайную силу, исходящую из нее и глаза… эти глаза, словно водоворот, затягивали его куда-то в глубину… -Да, - только и ответил он. Света улыбнулась и пошла вперед, пробираясь через узкие оградки могил. Андрей, словно завороженный, побрел за ней. Когда они оказались у могилы Вики, Андрей вдруг осознал, что ничего не чувствует. Могила сестры. Неприятно. Жалко её. И всё. Света стояла в сторонке и внимательно смотрела на него. Андрей повернул к ней голову и спросил: -Что ты сделала? -В смысле?- снова заулыбалась она. -Что ты сделала со мной, ведьма?- он подошел к ней ближе. -Ничего я с тобой не делала. – Света отстранилась и бросила взгляд на могилу Вики.- Может, ты ее просто разлюбил? Андрей влепил ей такую пощечину, что Света не удержалась на ногах и упала на землю. -Тебя явно не долечили, придурок, - сказала она, не поднимаясь с земли, а глядя на него снизу вверх. -Откуда ты знала, где находится могила Вики? Зачем забрала нож? Почему, после встречи с тобой я не чувствую ничего к ней? Кто ты, черт бы тебя побрал???!!! Света медленно поднялась и, схватив его за рубашку, притянула к себе. -Дурачок! Жалкий, глупый мальчишка! – по ее щеке скатилась слеза, - Ты же умер! Ты умер, разве это непонятно? Ты пролежал со вскрытыми венами часов шесть – после этого уже не спасает никакое переливание крови!!! Андрей в ужасе попятился от нее, сглотнул ком, подкативший к горлу…Света,вытирая слезы, продолжала: -А я… я для тебя здесь – обычная проводница, такие бывают у всех, кто покончил жинь самоубийством. Андрей только мотал головой, разгребая землю своими ладонями. Глаза его были закрыты, а мысли в бешеном ритме скакали в его голове. -Психбольница… я ведь все помню … и врачей… Света перестала плакать и тяжело вздохнула: -Это обычное дело. Тебя необходимо было подготовить к тому, что ты уже нежилец. Поэтому закачали тебе воспоминания о том, как ты логически мог бы выжить и что, следуя дальнейшей логике, могло бы произойти… -Почему тогда психушка, а не зона? – почему 4 месяца в таких благоприятных для моего здоровья условиях? Могли бы закачать воспоминания о тюрьме, где я типа просидел лет 10, где меня постоянно били и унижали. Ведь я всё-таки убил двоих человек. Или у ВАС это не имеет значения? -Себя забыл упомянуть. Почему же? Очень даже имеет. –Света подошла к нему и протянула ему свою руку, - пошли, я по дороге тебе все расскажу. -По дороге куда? – спросил Андрей, хотя сам уже догадывался об ответе и вяло поплёлся за ней. -Понимаешь, те 4 месяца, что ты провел в больнице – это и было твоё наказание. Дядю убил – ерунда, он того заслуживал, ты был всего лишь орудием в ЕГО руках. Только не спрашивай, в чьих, и сам должен понимать. Отца сжег – плохо, но это скорее на самозащиту тянет. Он же тебе все внутренности отбил. А самоубийство – да, это тяжкий грех, ты три месяца купался в собственной боли, пока находился в клинике. Ну, или, скажем, считал, что находился. А была бы это тюрьма – тебе бы не дали себя так долго наказывать, тебе пришлось бы защищаться, чем ты очень быстро разогнал бы воспоминания о Вике. Такие тяжелые для тебя, что именно они были выбраны в качестве наказания. Тем временем они вышли из кладбища и остановились на какой-то бетонной площадке, непонятно откуда здесь взявшейся и окруженной непроглядным туманом. Света остановилась и повернулась к Андрею. -Вот и все. Теперь ты решаешь, что делать дальше. -А какой у меня есть выбор? – спросил он. -Пройти сквозь туман, смыть остатки грязи с твоей душеньки и родиться заново, либо остаться здесь и ждать Вику. Андрей уселся прямо на бетонный пол. -А долго ждать придется? Света, как когда-то, давным-давно, погладила его по щеке и сказала: -Милый мой, хороший мой мальчик. Сколько понадобится. Света повернулась и пошла к туману. -Вика!!!-закричал Андрей, вскочил, подбежал к ней, споткнулся, упал, схватил ее за ноги и зарыдал, - Вика, не оставляй меня. Я не хочу долго ждать. Она ласково ему улыбнулась и ответила: -Мы всегда чувствовали друг друга на расстоянии. Ты поймешь, когда придет время. А сейчас я должна уйти. И она ушла в туман, а Андрей остался на бетонной площадке, судорожно сглатывая слюни и растирая по лицу слезы. Но вскоре ему стало очень спокойно, так, как не бывало раньше никогда. Он был готов. Готов ждать столько, сколько понадобится. Хоть целую вечность!!!!!!!!!!!!!