Вымахнули кони на лесной бугор, На лесную чащу князь направил взор: Кто во тьме таится? Друг? А, может – тать? Князь сказал: «Вот здесь бы Граду крепку встать». «Наречешь Чащобником али Еловой?» Князь в ответ негромко: «Нареку – Москвой». Живу без имени, без отчества Вдвоем с угрюмым одиночеством. Как страшно вдруг остаться в тишине – Ни телефон звонками не тревожит, Ни стука в дверь. В холодной вышине горит звезда, но чем звезда поможет?.. Друзья мои! В отчаянья часы Я вам, как самому святому, верю, Но, словно у нейтральной полосы, Я замираю перед вашей дверью. Я эту ночь делю с самим собой, Вдыхая терпкий запах листьев прелых, Как будто завтра мой последний бой, Или как будто ночь перед расстрелом. «Друзья мои!», – кричу я людям вслед, Ни слова не доносится в ответ. Я встану у окна встречать рассвет, Комочки дыма в комнате повисли, Глотаю злую горечь сигарет, Ловлю свои рассыпанные мысли. Не слышно криков шумной детворы, Прохожих редких провожаю взглядом. И, окна дню навстречу отворив, Иду к Москве, чтоб быть с Москвою рядом. Я твой, Москва, души моей приют, С тобою я всегда и всюду вместе. Как много песен о тебе поют, Но главная еще не спета песня. Мне дорог Кремль под ризой куполов, Реки неторопливое теченье, Вновь зазвучавший звон колоколов И красных звезд высокое свеченье. Я прохожу по улицам твоим, По переулкам, пахнущим листвою, И, кажется, не мы тебя творим, А сами мы – творимые тобою. Мой город! Он живет не глух, не нем, В нем новый шум над старою Тверскою. Арбат! Арбат! – созвездие поэм, Которые написаны Москвою. Да что Арбат? Ему Арбатом быть, Хоть и меняли планы, как угодно. Когда-то было модно не любить, И столь же странно не любить сегодня. Ну, а другие? Их не воскресить, О них и память даже не тревожит, И не о чем, и не с кого спросить, Лишь с промолчавшей совести, быть может… Я жил – как жил: пускай, не без тревог, Но вдаль смотрел я с гордой головою, И каждая из начатых дорог Кончалась обязательно Москвою. Дни исчезали, словно легкий дым. Что молодость? Она не долго длится. И вот опять, уже почти седым, Я выхожу к холмам твоим, столица. Что толку отпевать и воспевать? С тобою вместе мы прошли немало И ты, Москва, как любящая мать, Меня любым, как сына, принимала. Ушел корнями мой негромкий стих В родное деревенское приволье, Но ствол возрос на улицах твоих, Объединив столицу и Треполье. Не собираюсь подводить итог Своих трудов, незнатных и неброских, Но все, что я когда-то в жизни смог, Берет начало в улочках московских. По ним, по прежним, мне пройти бы вновь: За каждым перекрестком – лица, даты. Здесь было все – и первая любовь, И первая измена, и утраты. В твоих дворах – и боль моих потерь, И радости счастливых ожиданий. Там навсегда затворенная дверь, Скамья несостоявшихся свиданий. Теперь пришли другие времена. Что тут кивать на прихоти природы? Посеянные нами семена Вдруг дали неожиданные всходы. Иные ритмы и иная речь, Мой город – он, казалось бы, все дальше. Мы не умеем прошлого беречь, Как истине, поверив сладкой фальши. И все-таки бессмысленна тоска, Все временное и пустое – мимо: По-прежнему живет моя Москва, Христом и московитами хранима, Как равная, возносится в зенит Среди других. Седа, но не старушка. Еще Царь-колокол призывно зазвонит И повернется грозная Царь-пушка.