Перейти к основному содержанию
Таракан. Человек. Смерть
1. Гражданин Сюзюкин ковырял вилкой яичницу и тупо глядел на стол. «Все равно я выбьюсь в люди», - злобно думал Сюзюкин. Тут в поле его зрения вбежал таракан и двинулся к хлебу. Сюзюкин считал себя человеком начитанным, а потому грамотным и продвинутым в эзотерических науках. Не зная карму таракана и не желая ухудшать свою, Сюзюкин дунул на насекомое, и то вылетело с поля зрения. «Человек – кузнец своего счастья», - совершенно не в такт своей эзотерической продвинуто-начитанности подумал Сюзюкин и сглотнул кусок яичницы. Кусок похлюпал по зубам и сполз в пищевод. «На этот раз точно издадут мою рукопись, - размышлял Сюзюкин, - На мои стихи обратят внимание. Мой талант, мою гениальность заметят. Я добьюсь своей цели!». Сюзюкин воткнул вилку в последний кусок яичницы и отхлебнул холодный кофе. На столе появился таракан. «Опять он», - узнал Сюзюкин и уже намахнулся банкой из-под кофе, но, вспомнив о карме, снова дунул. Таракана опять унесло от смерти. Сюзюкин сгреб со стола хлебные крошки и бросил в окно: птицы тоже наши ближние, и их тоже, значит, нужно любить. Слава и признание были мечтой, целью Сюзюкина. Поэт Сюзюкин был уверен, что он им покажет. Им, это и редакторам литературных журналов, и преподавателям института, который Сюзюкин когда-то бросил, и начальнику по работе. Но чем больше было «показать», тем больше людей прибавлялось к числу потенциальных зрителей, которым в недалеком будущем должен был показаться Сюзюкин во всем ослепительном сиянии своего наконец-то всеми признанного таланта. Главное – побольше упорства и упрямства. Таракан бежал вперед. Нужно есть. Впереди еда. Он видел ее дважды. Что-то дважды отшвыривало его от еды. Он должен взять еду. Если неведомая сила отшвырнет в третий раз, он пойдет в четвертый, в пятый, в шестой… Опасности нет. Даже приятно: сначала скользишь, потом летишь, после – плавно приземляешься. Приятно, но надоело: хочется есть. Главное – побольше упорства и упрямства, и тогда усилия будут вознаграждены пищей. - Блин, да ты, тупорылый, настоиграл уже! – взорвался Сюзюкин и накрыл таракана книгой о вкусной и здоровой еде. «Видать, на роду у него было написано», - пронеслось в эзотерически-затронутом мозгу Сюзюкина. Вытерев книгу о край умывальника и смыв усатую и ногастую лепешку струей воды, Сюзюкин оделся, схватил папку с рукописью со стола и вылетел из дома. До встречи с местным, но влиятельным литератором оставалось минут двадцать. «В этот раз мне повезет. Все случайности исключены. В прошлый раз я понял это по его глазам: он мне нужен как издатель, а я ему – как поэт», - стучали мысли в такт шагам. Толкнув дверь подъезда, Сюзюкин вывалился на улицу и тут же услышал дребезжащий грохот за спиной. Оглянувшись, Сюзюкин сжался: подпрыгивая по булыжной мостовой, на него мчался сошедший с рельсов трамвай. «Видно, на роду у него было написано», - пронеслось в голове Сюзюкина, и тут же голова треснула от удара о красную морду трамвая. 2. Швея-мотористка Ливанова с детства ненавидела тараканов. За то, что они шевелят усами, за то, что они быстро бегают, за то, что живут. Любимым занятием Ливановой было часами сидеть в кресле и неторопливо оглядывать стены, пол, стол, телевизор. Заметив таракана, она вскакивала, газетой смахивала врага на пол и с хрустом топтала. Просидев в кресле около двух часов и не увидев ни одного таракана, она пошла на кухню. И тут же увидела на краю умывальника шевеление ненавистных усов. Прыгнув вперед, Ливанова ухватила двумя пальцами один ус насекомого и, размахнувшись, бросила таракана на горящую конфорку газовой плиты. Таракан треснул и, завоняв горелым, замерцал угольком. Подождав, пока уголек почернеет и рассыплется золой, Ливанова помыла пальцы под краном и, взяв фарфоровый бокальчик, решила попить воды. Первый же глоток попал в дыхательные пути. Когда муж вернулся с работы, Ливанова уже похолодела. 3. Работник санэпидемстанции Бартерман по долгу службы вынужден был бороться с тараканами. Ненависти к насекомым у него не было. Была лишь привычка выполнять свою работу аккуратно и основательно. С баллоном за спиной и респиратором на лице он продвигался по котельной хлебозавода, и смертоносные струйки из распылителя осыпали со стен щедрый урожай огромных черных тараканов. Проходя мимо котлов с гудящими газовыми горелками, Бартерман случайно заглянул в топку. Там, прямо из горелки, в прозрачно-голубых волнах пламени, вылезал на свет рыжий таракан. Бартерман не успел удивиться ни тому, что в месте обитания черных тараканов появился рыжий, ни даже тому, что таракан живет в огне и газе. Сработал профессионализм: распыленная струя тараканьей смерти ударила в горелку. Раздался хлопок. Потом – взрыв баллона за спиной Бартермана. И, в конце концов, все накрыл огромный шар пламени, рванувший из газораспределительного устройства. После того, как все прогорело, и пожарные хлопьями пены остудили раскаленные кирпичи, из развалин были вынесены лишь останки двух кочегаров. Бартерман и таракан найдены не были. 4. Учитель химии Бузырский испытывал перед тараканами понятное только ему чувство вины: два года назад, еще на предыдущем месте работы, в столичном НИИ, он вместе с коллегами разрабатывал все более новые и эффективные средства борьбы с тараканами. Но, даже пытаясь целиком отдаться чисто научной работе, он не мог не представлять себе тех страшных мучений, которые, по его мнению, должны были испытывать тараканы, отведавшие его изобретений. Не в силах заглушить голос совести, Бузырский ушел в среднюю школу учителем химии. Чтобы хоть как-то загладить свою вину перед насекомыми, Бузырский все свое личное время отдавал работе над изобретением лекарств и питательных смесей для тараканов. Возвращаясь с работы домой, он открывал дверь, с порога тянулся к выключателю, и, только включив свет, переступал через порог. Закрыв дверь и, осторожно ступая между снующими туда-сюда тараканами, он, не раздеваясь, проходил к рабочему столу, осторожно снимал с него газету с бегающими тараканами и, раскрыв тетради и книги, углублялся в расчеты. Однажды Бузырский забыл закрыть входную дверь и, оторвался от работы, только услышав за спиной чьи-то тяжелые шаги, сопровождаемые предсмертным хрустом его хитиновых рыцарей. Гневно обернувшись, он увидел гигантскую фигуру соседа-слесаря снизу. Бузырский машинально глянул под ноги и, поставив носок правого ботинка в окно между скопищами тараканов, попытался приподняться со стула. - Ты, сука, - дыхнул перегаром сосед, - тебя сколько раз можно просить вывести эту гадость?! – сосед иллюстративно шваркнул тапочкой по скопищу насекомых, - Житья от тебя нет. Уж с потолка на постель и в тарелки сыплются! - Да как вы смеете их… - закончить Бузырский не успел. Сосед-слесарь выбросил вперед кулак размером с помойное ведро, и учитель химии, блеванув ливером, кувыркнулся через стул и глухо рухнул на пол, шевелящийся тараканами. Насекомые брызнули прочь от своего кормильца и лекаря. Сосед опешил. Растерянно посмотрев на свой кулак, потом на неподвижно лежащего Бузырского, он на цыпочках вышел из тараканьей квартиры, захлопнул за собой дверь и, обведя хмельным взглядом глазки соседних дверей, вытер рукавом отпечатки пальцев с дверной ручки. Взломав дверь через неделю, милиционеры с понятыми увидели омерзительную картину: посреди шевелящихся стен и мебели, на темном шевелящемся полу лежит объеденный и облепленный тараканами, разлагающийся труп Бузырского. 5. Летчик-испытатель Громов любил и уважал тараканов. Уходя в очередной трудный и опасный полет, он неизменно брал с собой потертый спичечный коробок. Спичек в нем не было. В нем были тараканы. Тараканы приносили пилоту удачу, а Громов за это давал им сахар. Тараканов у полковника Громова было два: Васька и Машка. Кто из них Васька, а кто Машка, Громов не знал. Да и ни к чему это было полковнику ВВС. Ему хватало того, что он знал. А знал он немало: устройство разных самолетов, фигуры высшего пилотажа и прочие летные премудрости. Но самое главное, что знал пилот Громов, это то, что тараканы любят жить. И чтобы жить, они пойдут на все. Именно поэтому и полковник Громов и брал в сложные и опасные полеты своих маленьких, но могущественных заложников. Кормил их, конечно, сахаром, но и баловать не давал. Не раз говорил Ваське и Машке: «Вот разобьюсь, и вы вместе со мной. Не хотите - выручайте». И они выручали. Незримо, неизвестно как, но выручали. И любые аварии, любые неполадки, случавшиеся на испытываемом самолете, полковник Громов разбирал вместе со специалистами уже на земле – после благополучной посадки. Все бы хорошо, да забыл однажды полковник Громов своих тараканов дома. Взлетел, лез на курс, поставил управление на автопилот, вынул из кармана коробок, встряхнул его и похолодел: тихо. Встряхнул еще раз. Тихо… Открыл – только остатки сахара высыпались на высотный комбинезон. И тут же самолет стал терять высоту. Другой на месте Громова стал бы нервничать, искать неполадки, но Громов знал, в чем главный неполадок. Понимающе и мужественно улыбнувшись, он развернул обреченную машину и направил ее на город. Уже шестнадцатиэтажки мелькали под крыльями, уже телевизионные антенны хлестали по фюзеляжу, уже захлебнулся матом шлемофон, как летчик-испытатель Громов достиг своего дома. «Ну, приветик, Машка и Васька!» - крикнул он злорадно и бросил боевую машину в родное окно на шестом этаже.