Расхохотались проституткой тормоза, Морозом схваченная роза прослезилась, И навернулся красный иней на глаза: Ты мне приснилась, ты мне приснилась… И крышкой гроба бесконечность навалилась, И, все сгущаясь, давя душила немая сила. Немая сила к земле давила, В асфальт вгоняя по замерзшие глаза. А бабку кобра придушила, и по могиле колотила, И рыхлый холмик провалила По самую алую крышку жилья (или мертвья). По самые брови, по самые фары, По синие крови – фанфар тары-бары. Землей придавила, болванкой примяла Железная сила, земли одеяло. Лишь неба клочочек, да солнца глоточек Подарит заснеженный глаз наверху. Широкий и добрый, пустой, но лучистый, Пречистый и ласковый глаз наверху… Но что это? Небо в глазнице сдвигая, Зрачком выдвигается жопа нагая, И сеет мочою, и давит поносом… Поносом… поносом… поносом… поносом… И мрак беспросветный вокруг ощутим. Он давит и липнет, и выход один. Один только выход… И, хлопнув губой, Блюю пузырями, как прелой мочой. Наверх кувыркается воздух из легких – Последний мой воздух, последний мой выдох. Прощайте, родные, для вас я подох. И я, раздвигающий склизкие массы, Вгребаюсь навстречу бездонному дну. (окончание следует…)