Круг моих интересов – это круг не связанных между собой – то есть как не связанных? – их превращает в круг мой интерес, как это может не связанной с целой окружностью оставаться ее часть? Ну да, это круг, скорее их надо назвать даже юными, а мало сказать – «молодых», замечательных женских лиц, вот это и есть круг моих интересов. И я их между собой не знакомлю, ну да, это так, они не знают друг друга. Нас мало, нас меньше десятка, меня, то есть, и всех этих девушек вместе. «Созвездия» - это еще с восходящей первой звездой на фоне густо- синего неба, еще со времен промерзшего школьного детства меня очаровывало. В каком понимании мне бы не говорили: «созвездие», это меня обольщает. Мы – созвездие. А сколько нас? Тут есть одно обстоятельство, в итоге во мне постоянно заметны изъяны, пустоты, я так и живу, как будто мной были утрачены части скелета, местами он есть, а местами отсутствует и это, еще бы, окрашивает существование и все это видят. Но я, тем не менее, согласен на эти изъяны. Вокруг меня ни одной нету женщины, которая, да из практических соображений, была бы со мной совместима по возрасту. С которой бы и в ее интересах, а не в одних лишь моих легко было лечь в постель. Так нет, независимо от того, что сам я уже не годы, а десятилетия проводил за окном вагона, и независимо от того, что со мной самим происходит, я женщину рядом с собой готов видеть только юную, а тех, кто мне ближе по возрасту (ни окрики, ни напоминания, ни дергания себя не помогают) я даже признать не могу существующими. Я то есть, было, делал попытки такого контакта (опять из практических соображений), но все это бесславно куда-то проваливалось, как будто и не было, когда предстояло не упуская момента делать второй шаг и дальше идти, я просто о нем забывал. Всегда отворачивался и переключался в тот самый момент, когда уже все подготовлено, не знаю сам, почему. А в нашем кругу… Я Катю о дружеском сексе всего один раз попросил, и она отказала. Не буду же я приставать. А Фанте я прямо сказал: « - Ну дай хоть один раз!». « - Мне боязно…» Дальше мы не пошли. Пока мы на этом остановились. А с Катей – чего мы с тех пор только вместе не делали, и ели сидели рядом, и пили, не только кофе – вино, и вместе читали, и переписывались. Но так далеко полагаться на дружбу я больше не рисковал, хотя никаких угрызений от этого я не усматриваю. А Санечка! Когда мне случалось, гуляя в оврагах, на узкой тропинке ее пропускать вперед, я видел, какой невесомой и безошибочной становилась ее походка и как она избегала двусмысленных, провоцирующих движений. Я Санечке никогда бы не стал говорить, что чувствую рядом с ней. Она это знает сама. Лена, прости. За то, что начну с наваждения. Ты в розовых ярких трусах, мы рядом с тобой поднимаемся в лифте, а больше-то на тебе ничего. Неясно, что будет дальше и молча я жду, что будет. Потом мы плечом к плечу шагали по длинному коридору, по мере того, как мы шли, на тебе появлялась одежда. Поговорили и вышли. Мы здорово их отбрили. Вот тут-то и кончилось наваждение: не верится в розовые трусы, а то, что с определенной целью куда-то мы если входим, спокойно, не горячимся, препятствия будут падать плашмя. И если мы рядом где-то стоим, то значит, им есть чего ждать. На тонком нежном снегу твоих перед сном прочитанных слов я этой зимой засыпал. И если о Фанте я с кем-нибудь смог говорить, то, кажется, только с Леной, она бы сказала: « - Зачем ты ее беспокоишь? Ты старше ее на 44 года. Она здесь, кажется, самая маленькая. Она о тебе и так никогда не забудет.» « - Да, все здесь немного постарше», - я бы сказал. « - Она – настоящая», - я бы сказал. « - Ее не побеспокоишь. Она и сама кого хочешь побеспокоит.» И мы бы смеялись. Но наш разговор невозможен. Они же не знают друг друга. Я вышел из текста о Музе как вышел из поезда, и удивился. Вокруг было лето. Так вот мы куда прикатили! И именно время, когда день рождения у Марины. Я, кстати, розы люблю. Не крупные, не особенные, не супер, которые по колено, а средние, неизменного цвета, ну, самые обыкновенные. И я на прогретом, бесцветном от солнца перроне потоптался пока, но поезд (последняя часть, «Каникулы с Музой») ушел, и сразу такая меня неприкаянность прихватила, боялся на здешнее запустение посмотреть, настолько во мне было пусто. Потом я в лежащий поблизости маленький парк зашел и там вдруг наткнулся на розовые кусты. С обеих сторон пересохшей, неподметенной аллеи стояли они и цвели. Причем распустившихся роз было больше, чем листьев. И тут я подумал: « - Ага, день рождения у Марины. Сегодня у нас какое число? 23-е июня. А у нее 25-го.» Когда-то мы с ней сидели спиной к распахнутым окнам высокого третьего этажа и теплый вечерний воздух влился, давно заполнил всю комнату. Это была наша студия, и все уже поработали и ушли. Я ничего ей не говорил. Я мысленно к ней обращался: « - Не исчезай!» Она удивленно ко мне повернулась маленьким серым глазом. Она и не уходила. Потом мне казалось – у нас за спиной была длинная жизнь. Совместные долгие годы. И нам всегда было хорошо. Никто не мешает нам, не вредит. На самом-то деле достались часы, а не годы. Но там это было именно так. Оттуда все без усилия видно и только там, оставаясь с Мариной, я засыпал не оглядываясь и не прислушиваясь. – Ну хорошо. Давай не отвлекаться. Глагол в давнопрошедшем времени. Она спокойно посмотрела через стол. Не отвлекаясь от раскрытой перед ней тетрадки ( - А кто затеял отвлекаться?) – Лена! Вот скоро-скоро-скоро займут свои места все недоученные связки, запомнятся, как наполняется бассейн, нерегулярные глаголы, подключится недостающее (в грамматике полно укромных мест) и речь зажгется, как гирлянда, ты понимаешь, речь польется! речь польется! Она опять склонилась над тетрадкой, подстриженные волосы качнулись тяжело, остановились перед уголками глаз. (Ну золото, золото!) - А напоследок почитаем, как обычно. Давай из Августина. Речь Августина, как ручей. Давай по очереди. Одновременно я испытываю злость. От всех телесных видимых кусков такое впечатление, что Лена теплая и мягкая. А я ее ни разу не потрогал. Устойчивая, пропорциональна. Красивая не глупой красотой. - А как вы с Фантой познакомились? Ну, расскажи! - А! Снег кружился и мелькал и быстро наступала темнота над улицей, а то ли городом погасших фонарей. Мы шли, не зная, что мы приближаемся друг к другу. Метель взлетала, образовывая в воздухе фигуры. Когда мы подошли вплотную, мы остановились. Я никогда не мог идти за теми, кто скандирует: «Природа пробуждается весной!» Что, оживают насекомые? Начало жизни может быть помечено 20-м ноября. Вот так у нас и было. Под ранним снегом, и при свете сумерек. В такой же шапке черной, вязаной. И под таким же серым капюшоном. Она остановилась, запрокинув голову. Мы постояли, мы рассматривали наши шапки, наши капюшоны. А дальше ты читала. Все ждали лета, и оно вернулось, а у меня там начались проблемы, я потерял своих печатниц (которые мне набирали тексты и сгоняли их на диски), сначала ту, которая мне долго набирала, и сразу ту, которая ее сменила, ну, так сложилось. И я был лишен одной из необходимых опор, какое-то время ходил в растерянности, а потом я дождался звонка и это была Ируня, звонила по объявлению. Она оказалась, скажем, так, небольшой, а то есть, как Фанта (Марина и Санька были, наоборот, не маленькими), и мне ее волосы первое время казались черными, тогда, под горячим ветром, потом-то я понял, что не совсем, но там, в наше первое время так почему-то казалось. Мы виделись на грохочущей остановке, с которой с трудом разъезжались автобусы и такси, насколько много писалось, настолько мы виделись часто, такие моменты, когда приходилось на каждой неделе, тоже бывали, и я рукописные тексты обменивал на печатные. В те дни приходилось на каждом прикосновении ветерка благодарно сосредоточиваться, такая была духота, асфальт под ногами был от жары, как резиновый и мы с ней, она из своей точки А и я из своей точки Б регулярно перемещались и между ними встречались на остановке. (У нас там и день рождения с ней, в это время, в июле, и разделен одним днем). Однажды я по настилу сиденья похлопал, дождавшись ее под навесом, она отрицательно головой покачала и стала раскладывать тонкими стопками упорядоченные распечатки. - И ты ей, конечно, за пазуху стал заглядывать? - Нет! Нет! Но в этот момент все лето ко мне наклонилось и повернулось ко мне, она была в белой блузке и ветер влетал под навес, перебирал и трепал ей волосы, и так же свободно пеструю летнюю юбку, и если впоследствии я окликал прошедшее лето, то только эту минуту. И так как у нас продолжались, и умножались встречи, то я постепенно понял, со временем стал мечтать, что жизнь моя изменилась, что я научился с доверием и спокойно ждать обстоятельств, что это – та самая обыкновенная, мирная жизнь, о которой я знал понаслышке, она для меня стала фактом. И я себе говорю: « - Ну вот ты стоишь рядом с девочкой, она причастна к тому, что для тебя важнее всего, она обращается с этим серьезно, ответственно, осторожно. Какого еще тебе счастья? Ликуй! Да я и ликую. Мы видимся и сейчас. Ах да, и еще Марина. Не та Марина, единственная, большая, просто Марина, а то есть еще и другая, она появилась, ей было 15 лет, сейчас она отдалилась, но я не собираюсь ее забывать, я многим о ней рассказывал и вышло, что не успел на нее насмотреться, а очень хотел. Она вела себя так: вдруг требовала, чтобы чокались лимонадом и колой, расплескивала или ставя локти на стол с обеих сторон опрокидывала, она это все считала прогрессом, на что насмотрелась у взрослых, а радости столько откуда? – ну как же, она же впервые все точно так же сама. Я пил с ней крем-соду на брудешафт. А как ни позвонишь – то что- то купить до прихода взрослых надо на рынке, по списку, то срочно все емкости, от бидона до ванной наполнить надо в квартире, - прочла объявление, что не будет сутки воды. И если уж в этом роде – то так все серьезно, настолько сосредоточенно – водитель с пятьюдесятью пассажирами за спиной, да что там! так летчик себя должен чувствовать! Есть несколько от нее записок в моем телефоне, я буду всегда их хранить, я, что бы там ни было, буду всегда с ними жить. 12:47, 22 июл 07/хорошо; 23:09 24 июл 07/ хорошо; 11:32 29 июл 07/Да; 11:34 29 июл 07/ ура; 13:05 04 авг 07/ я жива; 17:50 15 авг 07/ Да. И более ценного, нужного для себя от девушки я бы не мог услышать. Я все остальное придумаю сам. С отцом у меня никогда не ладилось. Но это другое. « - Посмотрите на Аллу и Игоря! Состарившиеся Ромео и Юлия!» Я так представлял себе в детстве своих родителей, поскольку со всех сторон это слышал. Потом она соблазнилась каким-то курчавым быком и мужа смогла удивительно быстро убить. (Успеть!) Причем в это время была уже непристойных размеров. Да, с этим курчавым быком она прожила еще 10 лет, отняв их у бывшего мужа. Со мной поселилась белая кошка (подкинули), потом она родила (я этого не предвидел), теперь они целой командой (да ладно уж!) вместе со мной живут. Я все-таки больше люблю собак, да только какая разница! Я часто ей говорю комплименты про «мамочка лучше всех»: « - Клыки как у кабана, лицо как морской рыбы! Красивая, лучше всех!» Потом: « - Наша Мама – Кот. Малынечка наша мама нас всех». И кошка падает на спину, и смотрит прищурившись, и исполняет хрип удовольствия. Она бы хотела слушать часами: « - Малыня – наша мама нас всех!»