…Видел и я, как однажды мой город сожжён был. Тихим декабрьским вечером энного дня Люди чужие вели на убой «обожжённых» (так называли мы тех, кто сбежал от огня). Шли, спотыкаясь и падая, снова вставая, Прежние братья, соседи, родные, друзья… Шёл я последним, глаза ото всех закрывая, Но и последним назвать меня было нельзя. Сколько таких, одураченных «честью и славой»? Сколько таких, одурманенных вкусом вина? Сладкой надеждой на то, что под этой державой Мы заживём, как должны были жить, старина?! Но несомненно и то, что предав и поверив В горькое прошлое нашей погибшей страны, Я опозорен был именем чуждым теперь, и Должен был выносить тяжкое чувство вины. Но я отвлёкся!.. Давай же вернёмся в тот вечер… Город сожжённый в руинах под снегом лежал, Мы же решали: коль чётное – пуля, коль нечет… Выпал мне нечет… Нечётное – значит, кинжал. …Знаешь, я шёл, а колени упорно дрожали, Словно казнили в тот вечер не их, а меня: Верно, я трусом был? Может, мне было так жаль их? Так, что желал им погибнуть вчера от огня?! Но справедливость, похоже, нашла себе место Даже в нечестной и, впрочем, ненужной войне – В грязной толпе «обожжённых», бесправных, бесчестных, Я увидал человека, родного и мне. Старый мой друг, мой товарищ, мой «братец по крови», Сколько с тобой мы изъездили разных дорог? Сколько с тобой оттоптали мы рядышком, вровень? Сколько... а, впрочем, для дружбы не важен и срок! Важно лишь то, как хотел в ту минуту тебя я Крепко обнять и сказать: «я ведь очень скучал…», Но получилось лишь резкое: - Прочь! Рас-стреляю! И автоматная очередь в снег сгоряча… …Знаешь, не самое страшное: слышать - «Виновен!»; Плыть по течению, больше не чувствуя дна; Знать – «Я – предатель своих идеалов и крови»… Верно, страшнее то чувство, что вечна война.