Вáльда Барокко Твердя время от времени всем нам о том, что повадки его никакие не необычайные, предпочитая сугубо подвалы пивные, но ни в коем разе - не «уютные» чайные, (исходивший всю жизнь из своих, из каких-то капризов, оттого даже не держа в своём доме чайных сервизов), жил да был на свете один друг наш общий: Вальдемар Барокко. (До сих пор от одного этого, в тишине прозвучавшего, имени становится одиноко.) Прочий раз тряся лицом вечно с перепоя опухшим, как выменем, он долбил: жизнь любого субъекта во многом определена его личным именем, ещё, что самой «сладчайшей» своею подружкой он считает старую пивную литровую кружку. Также трепался с каждым настойчиво: любое слово (а тем более имя!) – «сущий Божий нектар, елей да патока любым душевным ранам, а не какой-нибудь там эрзац, скипидар, что годен лишь быть разлитым по дешёвым и жалким стаканам». Был он «философ», любитель музыки и высококлассный лудильщик. (Старинная и странная одна, скажу вам, профессия.) Вынырнув после очередного запоя, выйдя на «трудовую сессию», починял этот паганини разным старушкам их примусы, рукомойники, чайники, особо - старинно-антикварные кружки: заштопывал днища, паял да припаивал «одно - к другому, к целому - часть, к основанию – дужки»... Он уверял всерьёз, что каждую кружку, будь его воля, он превращал бы в Версаль, (тем более он-то уж знает, как под рукою - в воск превращается олово и сталь). А ещё Вальдемар наш, с детства боявшийся (поди ж ты) звуков похоронного марша, оговаривался вдруг, тем не менее: не стоит отвергать, мол, всю музыку в целом как факт... А уж после и вовсе, становясь всё чудней, когда становился всё старше, - ратифицировал упрямо: жизнь раскручивает человечеству свой фантастический, но предсказуемый акт. Помнится, нашего странного «Вальду» (так мы его называли) не особо-то понимали. Но, как водится среди друзей, «чисто по-человечески» ему - как могли - внимали. Часом, презрительно указывая на какой-нибудь там дурацкий складной стаканчик «дорожный», вдалбливая всем вокруг, что мол, тут кроется практический фокус, но не обман, что мол, это завуалированный намёк на то, что любое явление - непредсказуемо и сложно, лýдарь наставлял нас, как детей неразумных: не стоит презирать, ненавидеть данный стакан как явление в целом, но стоит однако воспринимать его - как признак и веление рока, иль на худой конец, как гротескное растолкование и воплощение стиля «барокко». Уж как мы, товарищи его, потешались над ним незамысловато и откровенно, - сменяя стремительно в своих насмешках - в спорах с ним - друг друга попеременно. (Просто не постигая тогда его несложного, но по-своему скорбного, в общем-то, урока.) А теперь вот, - когда мы уже все седые, угрюмо сетующие, что смерть его произошла до срока, - мы неожиданно стали крайне аккуратными в выборе слога, музыки, вообще развлечений, оценок, взглядов, - разных там "смыслов происходящего", тенденций, течений... Словно бы мы избегаем упорно всяческих перемен, неожиданностей, будто б случайных. Тесно жмущейся друг к дружке кучкой, в пивных (но ни в коем разе - не в чайных), то есть собравшись компанией ещё довольно близкой (пусть полинялой) на пирушку, вспомнив милого Вальду, хваля его, не найдя в нём и тени вздорностей иль порока, разливая напиток не по стаканам, но каждому - в кружку, в тишине, попросив приглушить любую музыку, - пьём за Вальдемара Барокко. Затем роняем откровенно, горько: он был именно тот, чья жизнь сверкнула ярко, но чрезвычайно одиноко. Да, теперь очень ценúм наш брат, носивший когда-то странное в здешних местах имя: «Вальдемар Барокко». И мы цедим и цедим из крепких кружек, словно бы полных хмельным и кратковременным его веком. Опустошаем их - в честь немалого оригинала и великого лýдаря: Вальдемара Барокко. Он прожил жизнь свою довольно необычным, но - по-своему, где-то - мудрым человеком. 24.05.09. (с) Олег Юрьевич Косарев