Я полз по дереву, кору хватая жадно, Руками на ходу. Мне было жутко, хладно В груди от высоты и от движенья. Какая дерзость! – быстрого паденья Я ждал уже. Но дерево всё длилось Сучками и отростками, стремилось Оно отдаться бесконечной глади Миров незримых, царственной плеяде Светил чарующих, висящих в пустоте. И трепетал я; мертвой красоте Я вторил бездыханно и безгласно... Так продолжался путь. «И страшно, и опасно», – Мне говорила плоть; а разум колебаньем Точил мне веру; грустью и молчаньем Была молитва. Копошились звуки Моих речей; я посмотрел на руки – Корою съедена в них кожа, кровь течет – И в этот миг мой голос вопиет: «Приди ко мне, Господь мой, избавитель, Услышь меня! Греховный расточитель Я был даров твоих, земную жизнь свою Я отдал Сатане. К тебе пришел – гнию, Ты видишь, весь – и плоть моя и кровь Грехом охвачены, и заражаюсь вновь Я каждый миг от огненных страстей. Призри же душу, оставаться ей Со мной нельзя! Беглянкой, сиротою Она всё плачет; доброю рукою Прими ее, утешь и успокой И вдруг она исцелиться; покой Вдруг обретет она среди твоих одежд Да преисполнится любовью от надежд». Господь ответил мне: «Ты душу отпускаешь, Уже ль ко мне? И почему считаешь, Что ей не жить среди мирской земли, Что сиротой осталась, и любви Душа твоя уже не повстречает? Иди ж на Землю. Кто-то, верь, скучает И по твоей беглянке. Ну, беги...» И раны разбежались как враги, И плоть моя внезапно исцелилась, И грешная душонка воскресилась... Но поглядел я вниз – и замерло дыханье, Где ствол могучий цвел, там ветра колебанья Лишь уносили пыль. Как быть? и как объять К Земле далекий путь? Томиться и страдать Уже ли мне без времени и света? «Беги, беги...» звучало; и ответа Я не дождался – прыгнул в неизвестность, А очутился... дома (уж за «пресность» Простите, господа, но «дифирамбы», Нейдут в стихи – одни «грехи и ямбы»)...