/Из «Записных книжек энергетика шахты»/ У меня своя логика Света. Мат, что слышу, слова и не более, в речь вошедшие с вечною болью. Да, они не вкусны, как конфеты, но нисколько людей не позорят. Их услышишь от интеллигента, пацана, участкового мента, и друг с другом они не повздорят. Применяя их, к сути явленья доберёшься намного скорее. А порою и душу согреет специфическое примененье, нет, не мата, а слов повседневности, не изжёванных и без пафоса. Если был бы смелее, признался я, что порой исхожу в чувстве ревности: не умею в словах этих выразить, как народ здешний, мысли и страсти. Но, поверь, почитаю за счастье, что задаром дано это выучить, и однажды смочь в стихотворение слово сочное, точное вставить. Ни прибавить к нему, не убавить: средоточие в нём обобщения. Я считаю брань грязную только оскорбляющим речь нашу матом: в нём исчезла возможность приматам в разговорах достичь уже толка. Как козлы люди будут бодаться, к матюгам кулачища прибавят. Ни во что эти слово не ставят – им бы пить да ругаться и драться. А когда есть в частушках скабрёзных нецензурщина, как называют, но они их «предмет» отражают, принимаю я это серьёзно. И не стану я хаять Баркова и других гениальных поэтов, что во зло всем ханжам ведь воспето в их стихах матерщинное слово. Отразили они речь народа! И купюры в них – крайние меры, на какие идут лицемеры. А во мне-то другая порода Конец 60-х