Глаза старика столько жизни сокрыли, Теперь же они просят так о вниманье, Глаза старика, нет, они не остыли, Они как тогда, в своём первом признанье. Да только морщины украсили сердце, И руки его ослабели с годами, И пламя свечи – его спутник извечный, Оно дышит с ним, догорая с годами. В глазах старика я читаю надежду, Он верит ещё, что его не оставят, Пусть все уж мертвы, только он жив как прежде, Он смотрит часами на красное знамя. Его я пойму и услышу сегодня, Я стану таким же как он очень скоро, Он мне улыбается, пусть ему больно, Его сердце вышло сегодня из комы. “Ты знаешь, а мы ведь мечтали больнее, Ты знаешь, а мы ведь любили сильнее, И не понаслышке мы знали про гордость, И хоть иногда просыпалась в нас совесть”. “Я знаю, старик, это время другое, Быть может, не хуже, иль хуже порою, Сейчас просто нет больше тех идеалов, Сейчас прав уж тот, кто б не стал раньше правым. Сейчас не живём мы, сейчас выживаем, И чувства и совесть вовсю убивают, Культура людей опустилась до низа, А может быть, даже, о низ уж разбилась”. Глаза старика улыбнулись сквозь слёзы, Он вспомнил свои молодые все грёзы, Он верил наивно, а мы не умеем, Любил он так сильно, как мы не сумеем. Поэтому он вспоминает и плачет, В нём вечные ценности так много значат, Он знал, что такое отвага и храбрость, И сладких надежд та печальная сладость. И я уходил, по плечу он похлопал, Сказал мне “Живи, жизнь пройдёт очень скоро Живи и мечтай, пусть вокруг лишь шакалы, И не продавай все свои идеалы”. Он умер потом, на лице его старом, Я видел улыбку, улыбку награды, И в сердце его не погасло то пламя, Наивное вечное красное знамя.