Яков Есепкин " Камеи и Померанцы" -Мы не войдем в капрейс...
Мы не войдем в капрейские сады
И Ершалаим в роскоши нисана
Не узрим, до еврейской слободы
Кроты нас довлекут во тьме рыдвана.
И это ли удел земных царей –
Слезами красить звезды слободские
И ангелов хранить у алтарей,
Чтоб сторожи не бдили тех складские.
Труждающихся встретить не дано
Меж сонмов непомазанных изгоев,
Аиды цедят Божие вино
И потчуют им выкрестов и гоев.
Хотелось на веселые пиры
Для избранных успеть: лишь срам приимут
Воспевшие альфийские юры
И смертные венцы уже не снимут.
Почили серафимы, в ковылях
Лежат их огнекрылые армады.
Полынью освещен сиротский шлях,
Лишь гниль отягощает вертограды.
Семирамида выведет иных
Певцов на хоры, пусть они дивятся
Красе и по аллеям в ледяных
Одеждах бродят, и в золе двоятся.
Я помню эти чудные сады,
Минуя перевалы грозовые,
К ним выйти было можно из среды
Земной чрез сон с удавкою о вые.
Где веятель мечтаний и надежд,
Видений золотых и грез химерных,
Как нет его, золу со мрачных вежд
Стряхнем, чтоб древо зреть и ланей серных.
Здесь розовое дерево точит
Арму в широкошумные зелени,
Над мускусом хмель царственно горчит,
Сандал струится в августовской сени.
Цветы и петь не стоит, роскошь их
Поспорит с ковролепием Шираза,
Кустарников скопления диких
Прекрасны и для визирьского глаза.
Манчжурские и крымские сорта
Лимонных кипарисов херсонесский
Палит огонем черен и листа
Резного льется ток староэфесский.
Миндаль, миндаль пылает голубой
За бастровою патиной вербены,
Розариев дурманящий прибой
Немолчностию веет на катрены.
Боярышник, левкои, куркума,
Глициньи и мелисса, ирис цветный
И циннии, фиалковая тьма
Поистине ковер виют несветный.
Воспетый a propo Бахчисарай
Иль пышущий Хорезм здесь отступают,
Бреди себе чрез ирисовый рай,
Стопы доколе в цвете утопают.
И весело случилось бы взирать
На сады, кои Райнеру не мнились,
И с другами брести, когда б не рать
Уродцев, сими шаты истемнились.
Алкают пусть и скаредно ядят,
Мгновенье остановим и достанет
Секунды, аще демоны следят
За временем, Зевес пока не грянет,
Секунды хватит, чтоб мгновенье зреть
Всеславных сочинителей музыцы,
Пиитов, не способных умереть
Без талий и гранатовой царицы,
Одесных живописцев и речей
Небесных охранителей свободных,
Певцов, завитых кровию свечей,
И столпников, душою богородных.
Сиречные ли здесь еще пеют,
Пускай себе, избранников я вижу,
О них цвета архангелы виют
Знакомые Гамбургу и Парижу.
В сих пламень ханаанский не уснул,
Им римские пожары зреть мирвольно,
Идет блондинкам красное, Тибул,
Нет в Риме тех, а пурпура довольно.
Еще за нами девы побегут,
Наложницы иль фурии Герники,
Оне лишь приснопевчим не солгут,
Слезой омоют ржавские туники.
Блистательные пассии, увы,
От истины и мрамора охранны,
Дарят их щедро чурные волхвы
Ложесностью, а речи здесь небранны.
Слух ямбами нежными искушать
Занятие пустое, благозвучность
Чужда им, Фрая с Муркоком вкушать
Вольно сейчас теням, обретшим тучность.
Иные золоченые плоды
Светятся на листовьях верхотуры,
Я помню эти чудные сады
И пью досель чудесные микстуры.
Аз плаху соукрасил, не жалей
О том, теперь блаженные лишь святы,
Молчит, кто пребывал в тщете аллей,
Сих смерть одна распишет во заплаты.
Мы правду приносили на штыках,
Считались всё на чистых и неправых,
И в наших белоснежных рушниках
Горят, горят протоки слез кровавых.
