Отпустит Боже черные грехи, Заплачет над убитыми Георгий, И кровь сию архангелы в мехи Сольют и сохранят для темных оргий. А что еще привратникам хранить, Великие святыни источились, Жемчужную путраментную нить Востянуть за Аид и не потщились. Есть ангельскому бдению предел, Нельзя его минуть в земные сроки, Уйдем скорее, Марио, от дел Иль вспомним византийские уроки. Не стоят мессы наши времена, Что десным это мелкое коварство, Мы кровию святили имена, Чтоб прочились державие и царство. Но тщетен героический пример, Когда серебро с остиев лиется И вычурные замки у химер В плену, и див тристия чурно вьется. Звучит еще пленительный мотив, А музы нарицательными стали, Нецарственный теперь инфенитив, Мистерий уморительны детали. И как бы новый Чосер превоспел Терцийские левконии и астры, Штиль готикский давно оторопел, Вертятся вкруг какие-то пилястры. Нельзя, увы, гекзаметры слагать, Певцы ночные патиной оделись, Божественный глагол изнемогать Устал и флики нынче согляделись. Скабрезно вышел бастровый графит, Хватилось разве суего витийства, Дает обеты веры неофит И туне клясть кабалы византийства. Смешно им потакать, смешно и речь, Лишь можно избежать реминисценций, Аромы экстатичные сберечь В черемуховых сумраках каденций. Точат весной строфические тьмы, Крысиные певцам внимают ушки, Диавольской басмовой тесемы Достало на пошейные задушки. Герои где -- в земле они сырой, Выходят на панели даже вдовы, Когда бессмертье гонят через строй И меряют холстинные обновы. Подтечные их складки тяжелы, Жалки и подаянья даровые, Но смертники содвинули столы И мелом обвели багрец на вые. Еще настанет время пировать, Чудесные тогда преображенья Отметим, суе венчики срывать Чермам с пиитов, чтящих пораженья. Иного быть не может, велики На требницах славянских эшафоты, Пускай хотя узрят духовники, По ком точились красные киоты. По ком рыдали серебром в миру Венчанные изнеженные дивы, Их слезы вечно сернистую мглу Точить должны, где резвятся Годивы. Там пышные летают в небесех Горящие слепые махаоны, Приветствуют блаженствующих сех, Записанных церковными в рахмоны. Летиция, я буду меж теней Ущербных, ты легко меня узнаешь, Серебра и порфировых огней В адницах мало, их ли обминаешь. Равенствовать сейчас одним царям И будем, ждут пускай своих надежей Успенные когорты, к алтарям Бредя за неким аспидным вельможей. Секрет великий мне открыл гонец Стенающий и нет ему равенства, Здесь храмом полагается венец, А там смешны обманы духовенства. Есть ад, адница, нет и чистеца Возалканного, макового рая, Обман такой алмазнее венца, Неживы мы, одесно умирая. Лишь адники вершат свой приговор, За ними князь сапфировый играет Судьбами – и окончен разговор, Святой урочно втуне умирает. Столпы александрийские теперь Позорнее холопских распинаний, И огненный еще троится зверь, И время не пришло воспоминаний. Нас вспомнят поименно, во холстах Подставят наши лбы под поцелуи, И пусть горят на ангельских перстах Невинной крови стонущие струи.