LXI Больно видеть, Господь, воскресения свет, Розы свежие нам и не бросили в гробы, На скатерки с вином излился черноцвет, Каждый потчевал здесь хлебосольные сдобы. Только вежды цирцей нерассказно страшны, Только наши персты не имают колечек, Их не снять и слезой не прелить ложесны, Травны мы от воды черных кривичских речек. И чистец перешли, и раздали цветки, И, Господе, поем в жизнетратных адницах, И на горьких венцах все горят лепестки – Чернь воспомнит еще о стозвонных музыцах. LXII А и блеклые наши цвета Восприветит Христос, чтоб явиться И речи: «Кровь сиих излита, Время ею настанет дивиться». Узрит Он и розарный тернец, И сиреней исцветья златые, Повелит в свой заплести венец Маргаритки, они ль не святые. Как не станется красных цветков, Не достанет Христосу любови, Мы накрасим еще лепестков – Яко рдятся прелитые крови. LXIII Кричат с высоких колоколен, Точатся маковки златые, Пресечь Христос один и волен Сии кликушества пустые. Глагольте, ангелы, возвестно, Как не звонят, хотя снемеют, Витым черницей Слово лестно, Благих ли жалобить посмеют. Не хватит краски на церкови – И что гореть всезлатно митрам, Тогда слиются нашей крови Ручьи ко Божиим палитрам. LXIV Будут мертвые эльфы парить, Расточаться во цвете багровом, И тогда нас решат одарить Всецветенными светом и Словом. Змеи выели ярь-очеса, Возгляните: се черные свечи, А еще подаем голоса, Яд лием со немеющей речи. Свет нагорный огонем пронзит Фарисейские тризны и свечки – И речения кровь исказит, Мы ее завивали в колечки. LXV От любови, Господь, мы и стали черны, И лебяжьи пуха по тщете растеряли, Как церкови горят и краснятся млыны, Изнемеем теперь, аще кровию пряли. И стоим пред Тобой без юродных венцов, Чтят венечную Смерть родовые пенаты, На чужбине Твоих собивали агнцов, Слезы их упеклись в терневые караты. Только мы и сличим воздыханье чумы, Червный цвет прелия в гнилостные короны, Паки звучны, Господь, золотыя псалмы И рыдают о нас колокольные звоны. LXVI Нощно выльется красочный цвет, Источатся всегорние блики, И положат нам править Завет, Яко были во смерти велики. А вчера еще тлели красно Богоданные эти цветочки, Горькой кровию станет вино – Так расставим одесные точки. Саван днесь уготован Христу, Фарисеям и мы удивимся, Златом вырдеет лист ко листу, В белой ветоши только явимся. LXVII А злата мертвые не имут, И что коронами считаться, Венцы нецветные изнимут, Начнем с тенями обретаться. Мы ждали Господа в юдоли, Его прихода золотого, Чрез смерть реча Ему – глаголи, Сиянней житий это Слово. Алкать великую субботу Всем положат, кто неумолен, И мы кровавую блевоту Прельем со черных колоколен. LXIII Нас Господь и умерших простит, Паки рано во пире глумиться, Всуе ангел Господень слетит, Мы устали смертельно томиться. И соидем на Божий порог, Житие мы влачились, довольно, Кровью ль нашею белен мурог, Так цветенье его божевольно. Белый клевер воспыхнет в огне, Зацветутся льняные сорочки, Ах, белее и Смерти оне, А за ними – кровавые строчки. LXIX Только черной весной и неможно дышать, А минули, Господь, первоцветные зимы, Скоморохам легко аонид потешать, Аще мы всебелы и срамно уязвимы. Тратной краска легла, но забили цвики Из чистец-серебра в лазуритные крышки, Волошковые ниц обронили венки, Расписали их тлом – и ни дна, ни покрышки. Слушай, Господе, звон, это мы презвоним, И лиются со губ кровотечные слоги, Не сносили голов, хоть костьми охраним Василечки Твое и златые чертоги. LXX Лишь сиреневый цвет отомрет, Вертограды постелятся кровью, Убиенных Господь изберет, Чтоб сиих воспытати любовью. Мы тогда золотые венцы И наденем искосо-кроваво, Яко Божие эти птенцы, Хоть горятся пускай величаво. Как Христос из терниц золотых Всех превидит, в лазурь облачимся, Не узнать и возможно ль святых – О кровавом пуху мы влачимся. LXXI Субботы красной литании Сменятся горней благодатью, Как нет во золоте мессии – И то ли путь Его к распятью. А путь сей розами устелен, Крестоношения страстного Преложна треба, и нателен Цветок в крови, и рдеет Слово. Были мы рядом и немели, И всем на шеи роз хватилось, Одно алкати лишь посмели: Чтоб имя Божие святилось. LXXII Будет время и мы изречем Сокровенную правду витиям, Огонями их клуб рассечем, Паки зрети Христа лжемессиям. Станут долу глядеть васильки, Змей колодных покроют крестами, И тогда Иисусу венки Доплетем гвоздевыми перстами. Слова Божия нет всеправей, На устах ему кровью вскипаться, А не станется горьких кровей – Мы и будем в огонь заступаться. LXXIII Светлой пасхи, Господь, озолотный венец Все красней и златей ото лет панацеи, Так чернится одно в наших бельмах свинец, Юровые цветки собирают Цирцеи. Извели нас теперь в монастырских пирах, Воскресения мы богорадостно ждали, И холопский к Тебе загудел вертопрах, Камелоты темны, где святые лядали. Низошедший с небес на гробницу живу Благодатный огонь меж левконий чумеет, Прелегли мы, Господь, во чистец-мураву И серебром залить чад никто не посмеет. LXXIV И пред пятницей ясен страстной Безнадежный четверг во священье, Не алкали мы веры иной, Как Господнее вняли реченье. А куда из юдоли бежать, Персты битые, головы ницы, Станем красные венчики жать, Бледной смерти глядеться в очницы. Снег апрельский покроет луга, На которых успели сыночки, И чрез кровь со чистец-четверга Мы протянем Христосу веночки. LXXV Пылают горние чертоги, Во красных маковках им рдеться, Не узреть ясные пороги – Так будем в золото глядеться. Сотлела Божеская манна, Нет за хлебницами и корок, И персть для странников небранна, И от небес виется морок. Христу даяния приимут, Мы исторгнем худые крови, И света мертвые не имут, А выше этой нет любови. LXXVI Звезды Божии с неба падут И ожгут наши сирые лица, И архангелы мертвых найдут, Чтоб со кровию лилась музыца. Их в двуперстиях станем держать, Вспламеняя молчащие лиры, Яко ангельский слух ублажать И не могут церковные клиры. Кровь стечется из ран гвоздевых, Пламенеть будут мертвые течи, И чрез Смерть во пресладу живых Мы затеплим кровавые свечи. LXXVII И алмазный венец от иродных страстей Потемнел, нам, Господь, тройки черные мнятся, Предают на земле богородных детей, А засим до Суда в пированьях бранятся. Буде вера -- свеча, так сгорела она, Нету боле в пирах золотых этих свечек, Нету маковых яств и церковь снесена, И золотят огни шерсть закланных овечек. Чрез адницы прешли да сотлелись во рвах, Нашей кровью, Господь, расписали фронтоны, Воронье и горит на убельных церквах, И гнетут алтари нощно мертвые стоны. LXXVIII Станут белые росы пылать, Загорятся волошки честные, И тогда мы речем: исполать, И наденем венцы именные. Всех по ним распознают, одно Как возможно спасти убиенных, Бродит кровию Божье вино, А и мы о ромашках сотленных. Персты наши омоет дождем, Кости ль бросим, а в плоти явимся И цветки на могилах прейдем, И Господним цветам подивимся. LXXIX Зачем и мертвых убивают, Они греховность искупили, Цветочки горние срывают, Сиими красят Божьи шпили. А к нам преложно дотянуться, Успенны эти звездоимы, Не возлететь и не вернуться, И мы – елико пилигримы. Бредем и ран своих не кажем, И кровь лиется из отверстий, Но выйдут гвозди, мы укажем Распятья течивом двуперстий. LXXX Всекрасно же алмазам гореть На коронах царей убиенных, И железами их не стереть, И не вынуть из терний сотленных. Востекут золотые ручьи, Истемнятся пустые узоры, Молвят ангелы – это ль сии Венценосные в смерти уборы. Яко, Господи, нас не спасут И преложны лазурные троны, Хоть во крови пускай отнесут К небоцарствиям эти короны.