Не жди меня, и пригоршнями свет дари теперь кому-нибудь другому. В твоей самонадеянной Москве мы будем впредь как будто незнакомы. И взять бы на прощанье в оборот из музыки какой-нибудь… легато сыграть тебе хотя бы пару нот, да больно надо, когда ты так безбрежно хороша, что даже по московским вашим меркам все твои па, прыжки и антраша, размер груди, округлые коленки и прочие приятности твои, включающие нечто больше даже, свидетельствуют только о любви, предмет не важен. И если нам с тобою предстоит увидеться ещё разок хотя бы, я предпочту, конечно, сделать вид, что очень рад, и что я был растяпа, когда по млечным нитям фонарей, представить трудно - не ожесточённой, Нева катилась, ты была добрей, был увлечён я. А прошлое становится ясней, и ничего уже не повторится… На млечных нитях невских фонарей осталась очарованная птица. На скорбных львах оттаивает ночь, ко сну не отошедшая ни грамма. Светает… будто отдирают скотч с оконной рамы.