1. Я говорил тебе, любимая моя, как стало мне совсем невыносимо скрывать, что знаю я другое имя, чтоб не разрушить данность бытия? А грозы, помнишь... Говорил ли я... не свойственны здесь. И не тонко-синим, а блеклым небо экономит силы, и тундры так загадочна земля!.. Как хочется не верить в этот снег, в настойчивость неправильных реалий, отторгнуть их мне хватит сил? Едва ли... Так чем остановить вот этот бег, где я -- машина, а не человек?!. Не повторюсь: слова материальны. 2. Не повторюсь,– слова материальны: боюсь нарушить целостность миров, где мы так счастливы с тобою без оков и так близки невероятным знаньем! Оно – в созвучьи ритмов и дыханья, в посланиях дождей и облаков, в проникновеньи и перенесеньи снов сиреневого ложа в Север Крайний! Не убежать, когда сплетает голос в эфирные потоки расстоянье, и эхо телефонное – реально... И... говорить... Чтоб ждать потом бессонниц, сливая их с твоими в невесомость... Пусть это будет только нашей тайной! 3. Пусть это будет только нашей тайной, пускай твердят, что мистика кругом, тогда я эту даму звал бы в дом не нищею, а гостьей не случайной! Пусть осень, в одиночку опадая, все зеркала остудит ветерком, перенесу я встречу на потом: багрянцы без меня пересчитают! Но... эта музыка... Переполняя, душит, от скрипок до валторн, в поток маня, как гонит ветер реки на моря... Пронзает мозг, закладывает уши мелодия сердец... Но слушай, слушай: что нам готовит призрак октября?.. 4. Что нам готовит призрак октября? Не склонен я любить красотку-осень, она – коварна: погуляет-бросит, без парусов и силы, значит, -- зря. А октябри подымут якоря: по лету пробегутся грусти косы колючим башмачком на ногу босу... И полосы мне взлетные горят! В камине не сожги случайно письма, не совершай губительный обряд, построчечно ведя за рядом ряд! Я ведь хранил и так лелеял мысли: в них крылья из небесных сшиты высей, на строки переплавлены моря! 5. На строки переплавлены моря: нет ни в одной и знака тишины, обмана, лжи, непризнанной вины... Там ты и я, – судьбе благодаря! Как призванный на плаху: нет и дня, очерченного чем-либо иным, чем именем и голосом твоим... Я потерялся... Больше нет меня!.. Есть только мы! Я это знаю точно! И верю: сердце льдинку ощущает в той части, где душа живет слепая. Прозрели обе: навсегда и прочно и греются, теплом питаясь сочным, в ладонях солнца с перелетной стаей! 6. В ладонях солнца с перелетной стаей отправятся невинные мечты, потАктово касаясь высоты, в арпеджио мажоров прорастая! И все-таки тревожно: лето тает, порадужным аккордом чистоты сжигает Север теплые мосты; хромая, день на убыль припадает. А гостья близко, словно счет ведет снежинками ее семья большая, вот и щедрИт холодным урожаем. Это она рождает всюду лед. Переиграем все -- наоборот: промчится время, а печаль растает! 7. Промчится время, а печаль растает, и призраком скользящим мимолеты мне принесут означенность работы: я буду в песни их вплетать, родная. Чтобы шкатулку звуков открывая, в закатном вальсе полуоборотов, по нежным, восходящим, робким нотам мы добирались до границы рая... Оттуда: по дорогам или клИнам, под метрономы пульса говоря, мелодии промчатся по морям! А на корме у нашей бригантины: инициАлы слИтные рубинов в капели несезонной декабря! 8. В капели несезонной декабря подснежники дыханием согрею, и спутниками белой ворожеи их передам в корзинке для тебя. Поэтому не огорчайся зря: я выкрою, я украду, сумею, перехитрю и сэкономлю время, чтобы притормозила бег земля! А вдруг, вписавшись в градус поворота и небо повернув по стрелкам вспять, мой лайнер круто сменит курс? Как знать?!. И долгожданный зал аэропорта подарит полчаса в Иркутске борту... Я буду позывные отправлять! 9. Я буду позывные отправлять, родная! С каждым ветерком попутным, с восходом нежным, западом беспутным, когда не сплю, когда обязан спать -- я буду позывные отправлять! И, знаю, ты почувствуешь минуту: в тот самый час, в то будущее утро... Мы встретимся... Ну, что еще сказать?.. Я так боюсь, как окунаюсь в бездну на паутинке, параллельно оси ромашковой: полюбит или бросит?.. А время года – квинтой сыплет крЕстно и крыльями раздвигло клеток чресла: встречая голубей, не беспокойся!.. 10. Встречая голубей, не беспокойся: там, среди них, ответственно душа моя -- к тебе, с вопросом, не дыша... Он переплыл моря сибирских сосен и напитался мятой дикоросов... Подумай и ответь, не сокруша, в ладонях крылья хрупкие держа волшебных сил колоссов и колосьев: «Ты – любишь?..» Сколько надобно минут, чтоб штормом сеть на всю Сибирь набросить и пряди елей перебрать на проседь?!. Вопрос и голубь... Сизо-серый жгут... Ответ – в глазах. А крылья отнесут! И пусть разгонят над тобою осень! 11. И пусть разгонят над тобою осень... Я говорил тебе, что сказочником стал? Все – о любви, у всех – один финал: добро полыни зла и горя косит! А голуби почтовые разносят сердечек валентиновых накал в не спящих окон пролитый опал... ... вот и к тебе отправил сказку в гости. Незавершенная... Я так, поверь, устал, что повернул бы вашу Лену вспять, чтобы гордиев узел развязать! И, разнеся загОры древних скал, удостовериться: нашел то, что искал! Вот и не сплю, все думаю опять... 12. Вот и не сплю, все думаю опять: каким пунктиром обозначить годы? Их ни размять, ни превратить в породу, ни взять нельзя, ни сбросить, ни отнять... Мне колыбель без устали качать, наверное, доверила природа: у дирижера нет плохой погоды, когда он – дед, отец, и муж, и сват... Но не всегда ведь правы зеркала: в их небе отраженном – не летать, как реки лет не поворотишь вспять? А вот открытые небес колокола триолями подсказки шлют с утра: как дуги горизонта разорвать. 13. Как дуги горизонта разорвать? Мне так дышать тобой необходимо, так пусто всюду мне и нелюдимо, и холодом пронизана кровать. И мерзнут письма. И курю, как тать, живописУя миражи из дыма, а за окном – бакланая путИна лиману не дает спокойно спать. Как этот край меня очаровал! Влюблен: в морозы, вьюги и заносы, в арктических сияний купоросы! И что? Где четверть века был привал, -- полярных полдней разорвать овал и в восклицанья разогнуть вопросы?.. 14. И в восклицанья разогнуть вопросы я тщетно, но неистово, мечтал: аккордеона брошенный оскал, незавершенность песенных откосов... Я голос свой среди многоголосья не различал: мой долг, моя семья, проблемы жита-быта, бытия, семейной лодки на реке запросов... Но песне, оказалось, тесно в клетке: металась, вырывалась, несмотря..., запретам вопреки..., в ушах звеня... До боли! До веревки с табуреткой! Женой была мне песня, не соседкой... -- я говорил тебе, любимая моя... 15. Я говорил тебе, любимая моя, не повторюсь, -- слова материальны, пусть это будет только нашей тайной: что нам готовит призрак октября? На строки переплавлены моря, в ладонях солнца с перелетной стаей промчится время, а печаль растает в капели несезонной декабря! Я буду позывные отправлять, встречая голубей, не беспокойся, и пусть разгонят над тобою осень! Вот и не сплю, все думаю опять: как дуги горизонта разорвать, и в восклицанья разогнуть вопросы...