Я убегаю от рифмачества: оно замучило меня. Хотя б чуть-чуть в нём было качества, а то сплошная лишь фигня. Прёт графоманство прокажённое – и в каждой строчке всё видней. Давным-давно всё пережёвано гораздо лучше и умней. Истёрты рифмы и сравнения, и все истасканы слова. И я в своих стихотворениях не превращу ведь мышь в слона. И не скажу я что-то новое, хоть душу выверну до дна. Зачем тогда, как раб у слова я, себя порой лишаю сна и убегаю от приятельства кухонных задушевных встреч? Ужель, чтоб зреть её сиятельство мной зарифмованную речь? Не знаю я, почто такое мне дано желанью вопреки, но не хочу ведь жить спокойнее и рад быть в рабстве у строки, в которой вижу отражение любви и нелюбви моей, моё бунтарство и смирение, и осмысленье будних дней. 1956 г.