Пройдя сквозь мрак безмолвной боли, ты – в знойном кухонном чаду. Немного уксуса и соли – смерть воплощается в еду. Повержена. И всё забыла, распластанная на доске,– в какие дельты заходила отнереститься по весне, на чистых отмелях икринки в какую водоросль вплелись калейдоскопною картинкой тысячекратно множить жизнь… И много миль прошёл, иль мало косяк литого серебра, не ведая, что хищным тралом его судьба предрешена. Из трала – в трюм, из трюма – в бочки. Здесь человечий произвол по-своему расставил точки: тем – заморозка, тех – в рассол! И вот под майонезной шубой, чуть приукрашенной лучком, не чувствуешь, как вилка грубо в тебя внедряется тычком, как разнимается на части то, что сверкало серебром в морской пучине, влажной власти, где всё отрада – штиль и шторм!