Перейти к основному содержанию
Кому это надо? Часть 3.
Часть третья. Дядя Слава. Осознание того, что мои дяди близкие мне люди, очень долго не приходило ко мне. Я их сторонилась, относилась насторожено. Но видимо голос крови делал своё дело.Младший из братьев, мой дядя Слава, а дома его важно называли Станислав, жил с семьёй с нами в одном городке. Но виделись мы только на даче, в гости друг к другу не ходили, не смотря на то что его жена, тётя Маруся, была моей крёстной матерью. История раздора между ней и семьёй мне мало известна, слышала я её лишь от мамы и папы вскользь, а может уже подзабыла. Но обида на неё осталась во мне до сих пор, за дядю Славу. Когда началась война, он был ещё ребёнком. В первые же дни войны в открытом поле он попал под бомбёжку. Получил контузию. С тех пор в начале лета у него наступали тихие приступы, он не мог ни стоять, ни сидеть, постоянно ходил, топтался на месте, чаще всего его клали на месяц в психиатрическую клинику. Дома это называли тихим помешательством, а настоящего диагноза никто никогда не произносил вслух. Он действительно был тихий, никогда не говорил громко, всегда был улыбчив, приветлив, но знание того, что он лежал в Глевахе*, отпугивало меня от него. Он, как и мои родители, со своей семьёй тоже начал строить дом. Выстроили крытую веранду, и, кажется кухню и одну, или две небольших комнаты, точно не знаю. Моя крёстная в средине лета, после его очередного приступа, сразу после выписки из больницы выгнала из дому. Надо сказать, что взял он её с ребёнком – сыном Володей, которого я совершенно не помню, затем у них родился общий сын – Борис. Бориса очень любили в семье, был он немного старше моей старшей сестры. В один из дней, по какой-то причине в тот день я не была на даче, иногда меня забирали на выходные и в отпуск домой. Я помню, как дядя Слава пришёл к нам, с грустными глазами, полными, как вёдра водой, слезами. Отец был на работе, дома были только я и мама. Он стоял у времянки, склонясь к низкому окну, смотрел на нас, грустно, вымучено: «А где Петро?». Мама пригласила в однокомнатную во всех отношениях времянку, налила тарелку борща, он молча ел, затем скупо, начал рассказывать, помню лишь обрывки фраз: «…выгнала… псих… денег мало зарабатываю… Борису запретила встречаться со мной, с родителями… куда мне идти?..». С тех пор в нашей тесной времянке стал жить и дядя Слава. Припоминаю, как соседская девочка, моя подружка, вышла на улицу, принесла мне грушу. Я взяла и удивлённо спросила, почему она не угощает дядю Славу. Лариса расплакалась, убежала домой, стала жаловаться своей маме, что я у неё требую ещё. Тётя Лида вышла на крыльцо и стала громко, на всю улицу кричать, что я нахалка. Выбежали родители, соседи, дядя Слава начал извиняться, объяснять, защищать меня. Мама забрала меня домой, потом ушла, объяснятся с соседями. Долго им втолковывала, что у нас принято – всё детям и дяде Славе. Его любили и жалели, как ребёнка. Не помню где и кем он работал, но помню, как приходил и отдавал маме зарплату, просил взять на питание и сохранить, если что останется, для него. Был дядя Слава необычайно эрудирован, писал статьи. В основном политические обозрения в Киевские газеты. Хорошо разбирался в политике и литературе. Если бы не эта контузия, мог бы на литературном поприще достичь успеха. Так о нём говорили на даче, и не только члены семьи, но и гости, как правило, писатели или журналисты. Борис на даче больше не появлялся. Дедушка и Бабушка очень тосковали, за глаза ругали тётю Марию, говорили, что ребёнок не виноват, но ничего не предпринимали. Долгое время дядя Слава кочевал между нашей времянкой и дачей, затем привёз на дачу для знакомства женщину. Звали её Галиной. Дело было зимой, устроили замечательный приём, бабушка приготовила отличный обед, потом вышли на улицу, лепили снеговиков, играли в снежки. Все были очень довольны, что жизнь у Станислава налаживается. Бабушка, пошептавшись с дедушкой, увела тётю Галю в комнату, рассказала ей о дядиной болезни. Старики решили не обижать хорошую женщину рассказали ей о его болезни. К счастью, она всё знала и была согласна. Очень скоро поехали сватать тётю Галю. Меня поразило, что в маленькой хатке всё было в вышитых рушниках, в углу икона, лампадка, тётя Галя и дрУжки в украинских венках, вышитых сорочках пели положенные событию песни, стол был уставлен всем, что предписывал порядок, в уголке лежал и гарбуз*, на случай отказа жениху. Но отказа не последовала, поднесли рушник - согласие на свадьбу. Таким же образом проходила и свадьба. Потом мы часто бывали у них, всегда дружно и весело отмечали праздники. Тётя Галя не могла иметь своих детей, но души не чаяла в своих племянниках. Жили они с её братом в одном дворе. Эта простая женщина прожила с моим дядей до его кончины. А характер у него, как и у всех мужчин Пьяновых, был сложный. Не терпел беспорядка, любил, что бы стол накрывали по всем правилам. А если на краю стола лежала тряпка, или небрежно брошенное полотенце, делал замечание, на взирая на лица. Когда умерла бабушка, а через два года дедушка, Борис не приехал проститься. Дядя Слава обиделся: «Большой уже, свою голову должен иметь на плечах». В его присутствии о Борисе старались не говорить. Сама я Бориса не видела годами, изредка сталкивалась с ним где-нибудь на улице. Окончательно они помирились только на похоронах моего отца. Уж не знаю, откуда брат узнал о его смерти, пришёл, подал большую сумку с продуктами и приличную для 92 года сумму. Обнял и поцеловал всех нас - трёх сестёр, нашу маму. Вышел во двор, стоял высокий, широкоплечий, голубоглазый, с шикарной курчавой светло-русой шевелюрой, низко поникшей. Заметил своего отца, подошёл, пожал руку. Долго стояли, разговаривали. С тех пор Борис стал ездить к отцу, а дядя Слава, приезжая к нам, обязательно привозил 2 буханки хлеба, как было принято в семье – без хлеба к людям в дом не входить. Одну буханку просил передать Борису. Бывал у нас часа 2, обо всём расспрашивал, обо всём рассказывал, делился с нашей мамой секретами, и уезжал. Умер он летом, мы с мужем гостили у сестёр и мамы, так мы попали на его похороны. А мне вспоминается, как он сидит в нашем доме, мне 17, приглашает присесть и послушать: «Ты, Леся, будь умней, нельзя нам, мужчинам, так показывать свою любовь, мужчине необходимо добиваться взаимности, иначе становится скучно и неинтересно, а ты вся, аж светишься, потеряешь так своего Виктора». А вот ведь, случилось, что мы с Виктором и в последний путь его проводили. *Глеваха – психиатрическая больница в пригороде Киева *гарбуз – тыква, подносится на сватанье, если жениху отказывают. Конец третьей части.
Лесенька, читаю запоем, не отрываясь! Что ж ты раньше-то не догадалась писать мемуары? У тебя прекрасный слог, хорошо держишь сюжетную линию... Я не силён в прозе, поэтому говорю просто - мне нравится, очень нравится! Жду продолжения! С уважением, Андрей.
Да потому, что это очень трудно, постоянно ком у горла, и глаза на мокром месте, но теперь меня уже не остановить, с ув.
Читаю дальше, комментарии - потом, ладно? С уважением и теплом, Ольга
Очень интересно,многого не знала...
Так ведь и я мало знаю о тех временам, когда мы с тобой небыли знакомы.
Очень откровенно До незащищённости. Мелкие ошибочки вы сами при пере чтении найдёте. Подкупает спокойствие.(ведь легко сбиться на эмоции) И то, что вы не пытаетесь скрыть свою любовь и нежность. С теплом :flower:
Спасибо, Алина, привыкла жить с открытой душой, и слава богу, ни разу об этом не пожалела, видно судьба хранила. С ув.
Очень интересно, и хороший слог!
Спасибо. Приятно, что не даром пишу, кому-то ещё это интересно!
:wave2: :wink4:
Лесенька, а я потихоньку читаю твои мемуары) В прозе ты мне нравишься ещё больше!) И здесь ошибочки встречаются, но это не столь важно... ПОНРАВИЛОСЬ! Надеюсь встретить у тебя описание всех обрядов свадебных. Настоящая украинская свадьба - как драма (в смысле род литературы). С теплом, Фрида*) Будет время - заходи на огонёк...
Привет, Фрида. Свадьба у нас была самая обычная - советская. К тому же я почти ничего не помню - одна суета. Зайду, обязательно зайду.
Леся, нравится очень, но лайк так и не ставится. мемуары - самый сложный жанр, у тебя удивительно получается.
Спасибо, Наташа!