Перейти к основному содержанию
Кому это надо? Часть21
Часть двадцать первая. После операции восстанавливалась долго. Из домашних забот, только присмотр за детьми, да готовка пищи. Всё остальное – магазины, уборка, стирка, глажка, легло на Витины плечи. Весной мама вызвала на переговорный пункт и сказала, что младшая сестра очень болеет, снова ухудшение со слухом. Слабый иммунитет, и никакое лечение ей не впрок. Кто-то из докторов посоветовал покормить её чёрной икрой, попоить настойкой лимонника, и что-то там ещё, уже стёрлось из памяти. Настойку лимонника достали через мамину двоюродную сестру тётю Наташу, она работала в аптеке, в Полтаве, а вот с икрой ничего не получалось. Мы сразу позвонили в Москву, нашим первым соседям по коммуналке, у Саши мама работала в одном из больших гастрономов в Москве. Уже через несколько дней Витя в Гомеле встречал московский поезд. Саша через проводника передал литровую банку икры, две трёхлитровые жестяные банки сгущённого молока, и несколько батонов финской колбасы. Удивительно, но после всего этого, сестра и впрямь пошла на поправку. Летом мы собиралась в отпуск, а Миша со Светой, не знали, куда им податься, и я предложила поехать с нами в Киев. Они загорелись, тогда я пригласила на телефонные переговоры папу и попросила его, что бы он спросил у дяди Володи, можно ли будет нам с нашими друзьями отдохнуть у него на даче недели две. Отец выполнил просьбу, и сообщил, что дядя Володя очень обрадовался, и разрешил приезжать с друзьями. Отпуск выпал на июль. Пару дней мы провели у моих родителей. Света, Миша и Витя с детьми ездили в Киев, водили детей в зоопарк, да и так, Киев посмотрели. Я оставалась дома, побаивалась нагрузки себе делать, хотя, наверное, перестраховывалась. Отец договорился с дядей Ваней, отцом «моего Вити», про которого я рассказывала в начале повествования, что бы он нас отвезёт на дачу на своём «Москвиче». Мы загрузили все вещи, сверху, на багажник, привязали в разобранном виде кроватку для Алёнки, родители запаковали несколько сумок с продуктами, и мы отправились в место, так много значащее для меня, на отдых. Дядя Володя встретил приветливо. Свету с Мишей и Юлей, разместили в комнатке на первом этаже, а мы заняли крытую веранду, которую, вначале, пришлось прогенералить. Отпуск получался великолепный. Спокойные озера, соединённые каналами с Днепром, купание, рыбалка с лодки, которую нам предоставил дядя Володя. Сразу за забором, было несколько маленьких мелких, затянутых тиной, озерец, оставшихся после разлива Днепра, в них водились караси, размером в ладонь. Миша, Витя и дядя Володя брали сеть, надевали рыбацкие сапоги, и шли за карасями. Миша с Витей растягивали сеть, опускали в воду, а дядя Володя располагался на противоположной стороне. Дядя Володя начинал идти к ребятам, а они направлялись к нему, а потом, резко поднимали сеть. Никогда я не ела столько речной рыбы, как в этот отпуск. Дядя Володя готовил карасей под сметаной. Чистил мелкую рыбу, затем выкладывал на противень, сверху обильно укладывал лук кольцами, и всё это, заливал сметаной. Через 30 минут получалось вкуснейшее блюдо. Бытовые заботы разделили поровну. Один день мы дежурим на кухне, а они заминаются уборкой. На следующий день они – готовкой, мы – уборкой. Всё было замечательно. Но в один из дней, после обеда, мы со Светой остались укладывать детей спать, а ребята пошли покататься на лодке. Вернулись через час потные, взъерошенные. Оказалось, что украли лодку, не смотря на то, что она была привязана цепью на большой амбарный замок к специально вбитым в берег железным трубам с поперечинами. Толи они небрежно привязали цепь, толи замок взломали, только лодка исчезла. Около часа они обыскивали берег озера, плавали на противоположную сторону, осматривали там все заросли, но, тщетно. Дядя Володя не подал виду, что расстроился, хотя стоила она по тем временам не мало, просто сейчас я боюсь ошибиться, назвав сумму. Приближался мой день рождения, круглая дата - 25. Дядя Володя подарил мне серебряную цепочку, с серебряным же кулоном, в нём опал. Я даже не ожидала такого подарка (я вообще никакого подарка не ожидала) тем более, после исчезновения лодки. Мы с Витей придумывали, что приготовим на стол, но случилось совершенно непредвиденная ситуация. В день моего рождения, рано утром, Света с Мишей собрали вещи, попрощались, и, не завтракая, уехали, сказав, что у них какие-то непредвиденные обстоятельства. Мы до сих пор мучаемся вопросом, что послужило причиной столь спешного отъезда наших ближайших друзей. А по возвращении в военгородок мы увидели полное отчуждение. Не могу представить, что мы сделали не так, чем обидели? Только, забегая немного вперёд, скажу, что они затеяли перевод под Иркутск, куда благополучно и уехали. Витя ходил помогать загружать вещи в контейнер, я тоже подошла с детьми, попрощалась, просила, что бы писали. По приезду в воинскую часть под Иркутском, Миша прислал адрес, и стал с нами переписываться. Писал только о том, как устроились, что получили отдельную квартиру, но никогда и пол словом не заикнулся о том, что же произошло. В августе позвонила мама и сообщила, что три года назад она застраховала мою жизнь, от несчастного случая, и что теперь я могу получить 300 рублей, так как все взносы выплачены. Она меня попросила, чтобы я эти деньги истратила на одежду, ведь я после родов здорово поправилась, и одежду шила себе сама. Мы посоветовались с Витей, и приняли решение, что надо ехать в Москву, ведь там побольше выбор, а 300 рублей – приличная сумма, хватит и на дорогу, и нормальные вещи купить. Позвонили всё тем же первым соседям, с которыми вместе вселялись в коммуналку, спросили разрешение, остановится у них. Саша с Леной очень обрадовались, и я засобиралась в Москву. Детей отвезла маме, и взяла билеты Киев-Москва и обратно. Маме не понравилась моя обувь, говорила, что это же столица, и стыдно ехать, в чём попало. Так она уговорила меня взять новые шлёпанцы у сестры. Ещё, я из своего старого венгерского плаща светло абрикосового цвета, сшила себе платье - сафари, такие были тогда в моде. Я ехала в поезде, вспоминала пионерский лагерь в Подмосковье, я о нём писала, и поездку в Москву на зимних каникулах в девятом классе. А дело было так. Мама, ещё до рождения Нади, ездила в санаторий в Ялту, и там познакомилась и подружилась с москвичкой, звали её – Леокадия, но все называли – Лёка. Она часто писала маме письма, однажды и к нам приезжала. Она постоянно приглашала приезжать в Москву, предлагала останавливаться у неё. Жили она вдвоём с мамой в двухкомнатной квартире, а работала Лёка на телевидении. Обещала показать Останкинскую башню, и поводить по телестудии. Родители долго не решались нас сестрой отпустить в Москву. Но Оля обижалась, что нигде не бывает, тогда в зимние каникулы нас, всё-таки, отпустили. С нами отправили и моего друга – Женю, я о нём писала, он на три года младше меня. Мама приказывала мне убирать за собой, после еды мыть посуду, чтобы Лёка за нами не ухаживала. Лёка встретила нас на Киевском вокзале, привезла домой, познакомила с мамой. Квартира у них – хрущёвка, с проходным залом. Нас троих поселили в маленькой комнате. На кухню заходить не позволяли, дверь там была постоянно закрыта. Потчевали нас в проходной комнате на журнальном столике, и когда я попыталась убрать со стола, меня остановили, и велели отдыхать. Лёка сдержала своё слово, поводила нас по телестудии, всё показала. Помню длинные полутёмные коридоры с множеством дверей . Лёка их открывала, заглядывала, что-то нам рассказывала. Потом в одном из коридоров столкнулись со Спартаком Мишулиным, она с ним о чём-то недолго поговорила. Потом стала рассказывать, как Мишулин с Андреем Мироновым у неё на дне рождении балагурили, пели заздравные песни. А дома показывала фотографии с актёрами, бывающими у неё в гостях. Оля уехала через пару дней - ей надо было на работу, а мы остались. Я водила Женьку по Москве, по музеям. Кормила нас, по-прежнему – Лёка. Особенно нам у неё понравилась квашеная капуста. Но заметила я в этой капусте какие-то ворсинки, и не могла понять, что это такое, показала Женьке, и мы её не стали есть. За пару дней до отъезда я пошла в туалет и увидела через небольшую щель между шторками на кухонной двери, что на навесном шкафу сидят кошки. Тогда я встала на носочки и заглянула. Боже мой, там было несчётное количество котов и кошек, они сидели везде, на столе, шкафчиках, подоконнике, перепрыгивали с места на место. Удивительно, они никогда не мурлыкали, не мяукали, как это возможно? Стало ясно, что в капусте была кошачья шерсть. В комнате я пошептала Женьке, о том, что видела, и мы не стали ужинать, сказали, что поели в городе, и не голодны. Эти пару дней до отъезда мы старались меньше находится у Лёки в квартире. Питались в столовых, а Лёке говорили, что мы не голодны, так, как в городе поели. И вот снова я еду в Москву. На перроне меня встретил Саша, обнялись, поцеловались, словно родственники, много лет не видевшиеся. Ехали в метро, Саша мне рассказывал, где какую пересадку надо сделать, чтобы добраться до их станции. Долго ехали, разговаривали, вспоминали жизнь в коммуналке. Дома была одна Лена, Юля находилась у Лениной мамы в Коломне. Жили они с Сашиными родителями, и Сашиной сестрой, у которой муж, и кажется, сын – у всех по одной комнате. Чем не коммуналка? Лена и Саша стали доставать деликатесы из холодильника, на ходу всё рассказывать, где что можно купить, накормили меня, и убежали на работу. В этот день я поехала в центр, кажется, это была улица Горького. Я вышла из метро, как ребята рассказывали, и села в троллейбус. Он был переполнен. Все стояли, тесно прижавшись, друг к другу. На расстоянии вытянутой руки стоял, слегка ссутулившись, мужчина, со светлыми немытыми волосами, на чёрном пальто на плечах лежала перхоть. Мне показалось, что я встречалась с этим человеком, и было как-то неприятно и обидно за него, что перхоть, и волосы немытые. На следующей остановке часть людей вышли, в троллейбусе стало свободнее, и он повернулся ко мне лицом. Это был Иннокентий Смоктуновский. Мне стало неловко глазеть на него, казалось, что он прочтёт мои мысли. Я отвела взгляд и отошла подальше, и уже оттуда посматривала на него, не ошиблась ли я, Нет, ошибиться нельзя было, это точно он. В скорости я вышла, а он продолжил поездку в троллейбусе. Почему мне так неловко было, словно я в чём-то виновата перед ним? Я ходила по магазинам в Надиных шлёпках, они мне набили пятку, а вокруг ходили люди, кто в чём, кто в кедах, кто во вьетнамках, кто в модельных туфлях, да и одеты, кто во что горазд. Всю поездку я сожалела, что не одела свои босоножки. После долгих походов по магазинам я уставшая, но радостная, возвращалась к друзьям. В сумке у меня лежали покупки – индийская махровая кофта сиреневого цвета для меня, индийский же шерстяной джемпер для Вити, красная трикотажная кофточка с коротким рукавом, для мамы, льняной отрез на шторы, для родителей, в большую комнату. Я была довольна, но деньги ещё оставались. И я точно знала, что мама будет ворчать, что я себе купила лишь одну вещь. Вечером сидели с Сашей и Леной на кухне, пили сухое вино и беседовали «за жизнь». Позвонили третьим нашим соседям по коммуналке – Тане и Жене, но они приехать не смогли, или не захотели. Ребята рассказывали, как им живётся с родителями и с сестрой. Сестра вела себя почти как моя новая соседка. Лена привела пример. Стол у них с сестрой, как когда-то у нас с ними, был один на двоих. Лена, однажды, второпях положила на половину сестры буханку хлеба. Так та, подняла страшный скандал. Лена говорила: «Я часто вспоминаю, как мы, чужие люди, дружно жили, не припомню ни одного случая, когда бы мы поругались, мы с Сашей тебя ощущаем сестрой больше, чем родную сестру». В этот день ни Сашиных родителей, ни сестры с семьёй, я не увидела. На следующий день Саша шёл на работу позже. Мы с ним позавтракали, он мне рассказал, что совсем рядом есть универмаг, кажется «Молодёжный», объяснил, как туда пройти. Мы стали спускаться на первый этаж, в подъезде повстречали молодую женщину, она с нами поздоровалась. Внизу он сказал, что это и есть его сестра. В универмаге был привоз. Дверь была заперта, а под дверью стояла ужасающая очередь. Народ рассказывал, о том, что привезли женские платья, таких-то размеров, чешские и т.д. и т.п. Я заняла очередь. Сейчас трудно сказать, сколько я отстояла в этой очереди, но всё же, я купила платья, целых три штуки. Ещё я купила себе две блузки одинакового покроя, но разного цвета. Вернулась лишь вечером, Лена и Саша были уже дома, они пили чай и о чем-то весело разговаривали. Пригласили и меня к столу, потом Лена объяснила причину их веселья. Оказывается, как только Сашина сестра повстречала нас в подъезде, то тут же позвонила Лене на работу и язвительно сообщила: «Так вот, Леночка, пока ты на работе, Сашка девиц водит, сама видела, из квартиры с ней выходил…». После ужина я стала собираться обратно, в Киев, поздно вечером отправлялся поезд. Друзья меня проводили, приглашали, не стеснятся, и если понадобится, останавливаться у них. В Киеве все с нетерпением ждали моего возвращения. Я раздала гостинцы, всем было что-то куплено. Мама прослезилась, когда я ей подала кофточку, а когда достала отрез на шторы, и у отца глаза заблестели. Осенью я узнала, что в деревенском детскому саду, в 15-ти минутах езды на автобусе, появилась вакансия воспитателя. Мы с Татьяной, решили съездить туда на разведку. С нами побеседовали, взяли наши контактные данные и сказали, что место уже занято, хотя, скорее всего, не захотели брать, ведь у нас маленькие дети. В скорости освободилось несколько вакансий и в детском саду в военгородке. У Тани был стаж работы больше, и дети у неё немного старше моих, да и образование профильное, хоть и среднее. А у меня образование – учитель, хоть и со стажем работы в детском саду. Таню и взяли, а мне дали отказ, хотя, я уверенна, что основная причина отказа крылась всё в том же – дети маленькие, будут болеть, а работать кому? Таня была очень рада работе, коллектив ей понравился, да и сама она воспитатель – высший класс. Работу любит, дети и родители довольны. Недели через две она мне сказала, что вторая вакансия не закрыта, и посоветовала снова идти к заведующей. Заведующая немногим старше нас с Татьяной, встретила меня надменно, стала уверять, что воспитатели не требуются, да и к тому же, я не воспитатель, да и дети малы. Я ушла домой в расстроенных чувствах, так надоело сидеть дома, в маленькой 14-метровой комнатке. С утра до ночи одно и то же, на кухне – вечно недовольная соседка, в комнатушке мы вчетвером, стирка, глажка, уборка, и так по кругу, Витя – вечно на службе, от тоски выть хочется. Я всю ночь думала, и решила обратиться к командиру воинской части, к которой относился детский сад, с просьбой, помочь с трудоустройством. Попросила соседку присмотреть за детьми и отправилась. Вышла на крыльцо, а я уже говорила, что детский сад располагался у нас в доме, смотрю, а впереди идёт заведующая. Я ещё подумала, что она тоже идёт в воинскую часть, по каким-то делам. Ведь все вопросы через командира проходили, но решила не отступать, и пошла следом. В приёмной у командира части никого не было, и меня к нему впустили сразу. Я ему изложила всю ситуации, без жалоб, просто сказала, что знаю, о вакансии, и хотела бы работать. Он сказал, что Валентина Ивановна должна к нему прийти с минуты на минуту, поднял трубку и попросил солдата на вахте найти Валентину Ивановну и пригласить к нему. Через пару минут она вошла, увидела меня, и её лицо покрылось багровыми пятнами. Командир стал излагать ей суть дела, она выслушала, а потом сказала: «Я с этой женщиной знакома, я ей уже два раза отказала, а она к Вам побежала. Никогда она не будет работать у нас в детском саду, не люблю таких людей, что жаловаться бегут высшему начальству, что хотите со мной делайте». Я попрощалась и ушла, по дороге думала о том, что я же и не жаловалась, просто надеялась, что помогут устроиться на работу, а там она увидит, как я работаю, да и отойдёт. Было противно, и обидно. Как же так получилось, что я сама себя поставила в такую неловкую ситуацию, и теперь не светит мне эта работа. А ведь шло строительство нового 12-группового детского сада, и будут набирать штат, обещали за год закончить строительство, и теперь, мне вообще не на что надеяться теперь она меня точно не возьмёт. После этого случая, я продолжала с ней здороваться при каждой встрече, она отвечала нехотя, слегка кивнув головой. Дома шло всё своим чередом, я занималась детьми, Витя старался сам всё тяжёлое принести из магазина. Я часто ездила с детьми в Киев, к родителям. Для этого сшила из брезента два рюкзачка для девочек, чтобы складывать им туда их вещи. Так они облегчали мне поклажу, свои пожитки несли сами. Конечно, я их не перегружала, но мне было легче. Женечка всех удивляла своей замечательной памятью. К тому же она заинтересовалась буквами ещё в три года. Витю встречала у двери и сразу говорила: «Папа, давай читать». Ей было абсолютно всё равно, что читать, хоть детскую книгу, хоть газету. Пока я накрывала стол к ужину, Витя брал газету, а она пристраивалась рядом: «Папа, а это какая буква?». В четыре года она уже довольно сносно читала. А в четыре с половиной читала бегло, но не очень быстро, и что радовало, понимала прочитанное. Часто бывает, что дети такого возраста, читают, не воспринимая смысл прочитанного. Припоминается, как я с детьми еду в Гомель. Женя всегда плохо переносила поездки в автобусе, её укачивало. Но только мы въезжали в город, она начинала читать все вывески. Пассажиры автобуса даже спрашивали, действительно она читает, или уже выучила наизусть все вывески. Осенью, впервые за эти годы, к нам приехал старший брат мужа Сергей. Он ездил в Ригу в командировку и решил навестить нас. Привёз он из Риги целый пакет разнообразных конфет, детям они очень понравились, раньше они таких не пробовали. Я как раз шила себе платье с того отреза, что мы покупали ещё после рождения Жени. Я его покроила и сметала, а швейной машинки у меня не было. Брала я её у Тани, когда шила, старую подольскую ручную машинку. Витя с Серёжей как раз шли к Тане и Виталиком за раскладушкой, и я попросила их, чтобы взяли и машинку. Вечером Сергей посмотрел на моё платье и сказал, что они себе купили ножную машинку «Чайка», а старая, точно такая же, как они принесли от Тани, стоит у него в гараже, и пообещал, что в следующий свой приезд привезёт мне её в подарок. Слово своё он сдержал, эта машинка мне служила долгие годы верой и правдой. В декабре я снова поехала в тубдиспансер, как было мне велено год назад. Мне сделали снимки и сообщили, что теперь совершенно уверенны, что всё у меня хорошо, отдали на руки снимки и сказали, что можно увеличивать нагрузки. Да я и сама их уже увеличили, так как чувствовала себя на много лучше. На носу был 1986 год, кардинально изменивший жизнь миллионов людей.
ЛЕСЕНЬКА, я сражена наповал: Вы даже про шлёпанцы помните... :smile3:
Забудешь тут, когда они так пятки набили, что ступать было больно.
Читая твоё, Лесенька, невольно вспоминаю о своём... С Теплом, Андрей.
Ну и славно, такой экскурс помогает осознать и переосмыслисть некоторые понятия представления о мире и о себе, в том числе.
Лесенька, я вот поймала себя на мысли, что читаю твои воспоминания, просто как читатель. И не выискиваю "зацепочки". За что спасибо :flower:
Это тебе спасибо, ты этими словами мне такую поддержку даешь, что ого-ого-о-о-о!