Смеясь перечисляешь ты своих всех бывших ухажёров, мужей, не видевших, что шоры и непрозрачны, и толсты; и что ты за нос вечно водишь, своим страстям подчинена; что никакая ты жена, а кошкою по жизни бродишь. Среди любовников других меня прилюдно называешь. И с выражением читаешь тогда написанный мной стих. И комментируешь. Да так, что я смущаюсь и краснею. А в мыслях: «Чудно было с нею тебе в ту пору, Исаак! Тогда ей было двадцать пять, ты на три года был моложе, и похоть больше кто итожил, сейчас не стану утверждать. Но как об этом говорит при внуках?! Даже без смущенья! Свои смакует ощущенья, как будто юностью горит». Но это в мыслях. А в словах совсем другое содержанье: «Твоё, подружка, обаянье ещё сильно, хоть ты в годах. Седые волосы, но стан! – его стихами только славить; скажу, по правде, он на зависть, всем, кто, как я, пузатым стал. А блеск в глазах! Ведь в них азарт, не смытый за десятилетья. Пусть благодарны будут дети за генетический их старт, за то, что передано им от вечно юной сердцем мамы, не строившей, однако, планы, когда я ею был любим.