ОН: Я как Есенин, хотя я-Рудковский Махнул стакан сивухи, как воды, И вышел на дощатые подмостки Читать стихи для сброда и толпы. Меня никто не приглашал на сцену, Никто не ждал поэзии в кабаке, Не ожидал седого Мельпомену С зажатым микрофоном в кулаке. Я глянул в зал. И мутными глазами Зал с интересом наблюдал за мной. Я стал читать дрожащими губами И чувствовал, как крепнет голос мой! И микрофон сжимая, как гранату, Готовую вот-вот взорваться в зал, Как будто без страховки по канату Свои стихи по памяти читал! И гул затих, читал я на подмостках, Я падал на колени и хрипел, Как Окуджава, Пастернак, Высоцкий Читал стихи. И зал оцепенел! Все замерли, как сцена в «Ревизоре», И сотни глаз смотрели, не дыша, А я читал. И в каждом мутном взоре Мне отражалась русская душа! Я чувствовал себя единым целым С этим народом пьяным и толпой, И в воздухе пронзительно звенела Святая Русь вот этой тишиной! Она звенела, когда пел Высоцкий С магнитной ленты или в полный рост, Она звенит, венчая путь наш плотский, Когда несём любимых на погост… ...…Когда я кончил, пьяный гром оваций Вдруг оглушил внезапно тишину, И понял я – мне некуда деваться, В России я останусь и умру! . . ОНА: Я - Смерть и я живу в стране поэтов! Здесь каждый, кто сивухи накатил До точечных заборных пируэтов, Лабать рифмовки лезет на настил. Чего стесняться, если в зале – лохи (Такие же синюшные, свои), А разные сценические блохи Проникли и в культурные слои? Экзальтики побольше, хрипа в связки (авось лафа – за классиков сойдёшь) – Прокатят штампы, "рифмы", неувязки, Отсутствие метафор, темы ложь. Зато душа разверзнется и спляшет, Причислится к великим именам. Не гурьевской, но графоманской кашей Легко кормить по этим временам. "Един с народом", "Русь моя святая", "Куда ж я денусь от земли родной?!". Раскроют рты убогие, глотая… И от восторга изойдут слюной. Лабай, Рудковский, накатив сивухи. Ори на всех углах "да! я - поэт!". ...Хоть иногда бы вспомнил о старухе, Всегда приеду, сделаю минет... ЗАНАВЕС