Всех, кого надо – тех и слушал, Других он слушать не хотел. Как на дичке привитой грушей Он быстро рос и не хирел. И в волнах жизненного моря, Где кто-то падал, но не он, Стоял, как дуб у Лукоморья, Прижившись на пеньке чужом. И бурелом страстей, разрухи Прошел, не уронив лица, Но на пеньке от дикой груши Взросла не «Бере» – мелкота. И, осыпаясь спелым плодом, Красуясь яркой желтизной, Он все стоял, но за забором, Плоды насытив кислотой.