По лестнице белой в пятнадцать ступенек спускаюсь на улицу Нa-Vatikim из дома сыновнего, горд и степенен, и благодушен, как сытый павлин. Запрятав животик свой под пелерину и подобрав свой старушечий зад, о хлебе насущном заботы отринув, смотрелся бы здесь я как аристократ, когда бы в лице моём не проявлялись породы кухаркиной спесь и черты, которые мне по наследству достались, а их не запрятать в челкашьи порты! Уже много лет из себя я корчую, но нет результатов почти никаких. И с ними уйду в никуда – это чую. Хоть там, может, стану покладист и тих. Но это я, вроде бы так, между прочим. На деле – спускаюсь на улицу я. Кругом благодать, и мир непорочен, и день, на иврите скажу: «Мицуян!» Напротив строительство. Это чудесно! – всегда созидание лучше разрух. Я остановился. Ведь мне интересно смотреть на творенье умеющих рук. Однако… Ряды кирпичей с перекосом. В опалубку залит раствор кое-как. И я уж взволнован. Но сдержан вопросом: «Тебе ль не без разницы это, чудак?» А за остановкой пацан на «Тайоте» подружку увидел и встал поперёк движенья, и вы уже здесь не пройдёте, не то, чтоб проехать. Ему невдомёк, что это вот тоже мне портит здоровье. Не знаю, что чувствует вся шоферня, но и аритмия с давлением крови, и злоба кухаркина душат меня. И нету блаженства, и нет благодушья от пакости портящих жизнь мелочей. И я возвращаюсь в припадке удушья из-за кухаркиной сути моей.