«Вы ударили пастыря лейкой?», - Вопрошал пожелтевший судья. Разместился весь суд на скамейке. То была подсудимых скамья. И суровые взгляды присяжных Убеждали, что это не фарс. Я был бледен, и мне было страшно От судейских всевидящих глаз. «Я всего лишь купил лейкопластырь. Здесь, в аптеке. На Жака Дюкло. Что за бред? И какой, к черту, пастырь? Вам всем головы, что ль, напекло?» Злые лица присяжных двоились. И скрипели одежды на них. Обвиненьями свитки давились На массивных весах золотых. «Вы виновны. Следствие БЫЛО. Пристяжные! Ремни! Приговор!» Нервно солнце кругами ходило, И кривился от ужаса двор. Все слова, не родясь, умирали. Сотней смыслов ложилися ниц. Мне открылись враждебные дали Перезревших двоящихся лиц. Я, потерянный, встал на колени. Что наделал я! Я виноват... «Привести приговор в исполненье!», - Глухо ухнул судебный набат. Мир заржал, как испуганный мерин, И развеялся утренний сон: Я растерян. Или расстрелян. Хохотал у Ростральных колонн.