Перейти к основному содержанию
Встреча в Эрмитаже. Из романа "Встретимся у Амура"
Назавтра едва рассвело, путешественники загрузили дары леса в багажник, тепло распрощались с родней и тронулись в новый путь. От подсоленной рыбы Галчонок категорически отказалась, заявив, что ее запах пропитает всю машину. Да и сама рыба может испортиться. Взамен Нина дала им корзину с жареной рыбой и пирожками, оставшимися от застолья. − Предлагаю ехать до Москвы прежним путем, а потом через Тверскую область на Псков и оттуда уже держать путь к Питеру, − предложил отец, внимательно рассмотрев карту. − Так длиннее, зато дорога более экзотическая. Тут такие леса! − Как скажешь, − легко согласились мама с дочкой. − Нам хоть прямо, хоть криво − все едино. Зато на Чудское озеро посмотрим. Поехали. Обратная дорога до Москвы показалась на удивление короткой, − как и при возвращении с моря. Без приключений проскочили Тверскую область, миновали Псков и, свернув с главной трассы, взяли курс прямо на север. Вскоре с обеих сторон потянулся мрачный, как в страшных сказках, лес. Огромные замшелые ели покрывал снизу серый лишайник, из-за чего деревья казались засыпанными пеплом. День выдался пасмурный, ветви высоченных деревьев почти скрывали небо, поэтому ехали в полутьме. Трудно было представить себе более безобразную трассу: сплошные выбоины, − пришлось сбросить скорость до пяти километров в час, иначе машину начинало подбрасывать на кочках. − Включи хотя бы ближний свет, − раздраженно сказала Галчонок. − Ну и дорогу выбрал, хуже не придумаешь. Наверно, здесь сто лет никто не ездил, до ночи будем телепаться. Того и гляди какие-нибудь разбойники нападут, и никто нас потом не найдет. − Не каркай. − Отец сосредоточенно объезжал ямы. − Трасса такая, не я ж ее строил. − Но фары включил. И сейчас же из-за ближней ели в полосу света выскочил большой заяц. Прижав уши к спине и смешно забрасывая вперед задние лапы, он долго несся перед машиной. Отец длинно загудел, но заяц лишь прибавил прыти. Пришлось выключить свет, − только тогда ушастый отпрыгнул в сторону и исчез под еловыми лапами. Временами лес расступался, и вдали показывалась длинная полоса воды − Чудское озеро. На его берегу виднелись редкие деревеньки с жутковатыми названиями Мга, Замогилье. Потом снова тянулся лес, становившийся все выше и мрачнее, а дорога − все темнее и хуже. И когда путешественники совсем пали духом от предстоящей ночевки в этой глуши, перед ними в свете фар внезапно возникло табло «Ленинградская область». Нищая Псковщина кончилась, и перед измученными многочасовой тряской скитальцами прямо посреди лесной чащи простерся великолепный асфальт. Воспрянув духом, они рванули за сто километров и так неслись почти до самого Питера без остановок. В город прибыли под вечер. Повторив московский опыт, созвонились с Натальей, − та их встретила около ближайшего метро и сопроводила до дома. Все так вымотались, что решили разговоры оставить на завтра, только попили чаю и завалились спать. Наконец-то я в Питере, счастливо думала Настя, засыпая. А когда-нибудь я приеду сюда насовсем. Все мне мило в этом городе: и серые дома, и сырой климат, которым меня, южанку, пугает мама, и прямые улицы, и просторные площади, − все-все! Мне не нужно ни денег, ни карьеры, только бы жить здесь, − пусть тихо и небогато, но здесь. Завтра я снова буду ходить по моему городу, увижу Невский, и Зимний, и Медного всадника − какое счастье! − Сначала в Эрмитаж, − объявил отец по пробуждении. − И до обеда там. А потом кто куда хочет, будем держать связь по мобильнику. Ты, Настенька, как планируешь провести остаток дня? − Не знаю, − пожала плечами дочь. − Не решила еще. Пойду, куда глаза глядят. Хочу просто побродить одна. Можете не беспокоиться, не заблужусь, дорогу я еще зимой запомнила. − Ну ладно. Тогда поехали в музей. Только давайте там не теряться, чтобы потом пообедать вместе в каком-нибудь кафе. Наталья ушла на работу, оставив им запасные ключи. Они быстро позавтракали и покатили на Дворцовую площадь. Вот и желанный Эрмитаж, сокровищница красоты и Настина голубая мечта. Поднимаясь по его роскошной лестнице, она старалась покрепче запомнить, впитать в себя висевшие на стенах шедевры, чтобы потом вспоминать, вспоминать и вспоминать. В прошлый приезд она специально отстала от шумной группы одноклассников: хотела почувствовать себя одной, отгородится от окружающих, − как будто только она ходит по этим дивным залам, и господа, взирающие на нее с портретов, все эти дамы и вельможи, беседуют с ней на языке взглядов и улыбок, понятном только ей одной. Вот и сейчас ей захотелось оторваться от родителей, непрерывно делившихся впечатлениями. Она снова жаждала почувствовать себя одинокой среди шумных толп, ведомых экскурсоводами, − чтобы не слышать никого, кроме голосов тех, чьи облики запечатлели для нее гениальные художники прошлого. Но, побоявшись вызвать недовольство отца, лишь слегка приотстала, стараясь не терять родителей из виду. Отец пару раз беспокойно обернулся, не обнаружив дочь рядом, но она поспешно помахала ему рукой, показывая, что вот она, никуда не делась, и он успокоился. Неспешно обходя зал за залом, Настя копила в душе радость от предстоящей встречи с любимой скульптурой − мраморным Амуром. Тогда зимой она впервые обратила внимание на кудрявого малыша с крылышками и вернулась, чтобы еще раз полюбоваться на него. Приложив пухлый пальчик к губам, он лукаво смотрел на нее, будто намекая: «я все про тебя знаю, но не волнуйся − это останется только между нами». − Она тогда долго стояла возле этой скульптуры, пока прибежавшая Наташка не утащила ее к группе, давно перешедшей в другой зал. По приезде домой Настя повесила фотографию крылатого мальчугана напротив дивана. Наташка шутила, что это, по-видимому, первая и последняя Настина любовь. Но вот и зал, где на высоком постаменте сидит ее мраморный любимец. Вот он − милый мальчик, ежедневно улыбавшийся ей со стены комнаты. Ой, а кто это стоит рядом с ним и смотрит на нее с такой же лукавой улыбкой? Мамочки, да это же Вадим! Настя замерла. Сердце гулко заколотилось, и зазвенело в ушах. Сейчас грохнусь, подумала она, оглядываясь, к чему бы прислониться. Вадим − здесь, в этом зале? Но почему? А, понятно: Наташкин сюрприз, вот оно что. Настя знала, что в Питере живет родная тетка Вадима − сестра его матери. Вероятно, он приехал к ней на каникулы. Он видел в Настиной комнате портрет Амура и, конечно, догадался, что она захочет увидеть скульптуру снова. Да и Наташка, наверно, ему все уши прожужжала о Настиной первой любви. Он ждал ее здесь, рассчитав, когда она появится. Ну, конечно, Наташка же ей звонила − не далее, как вчера. Наверно, она ему и доложила о дне ее приезда. И все же, − как сильно он хотел увидеться, раз поджидал ее здесь, может, не час и не два. И дождался. Но, что же теперь делать? Подойти к нему? И что сказать? Ну, поздороваться − это понятно. А дальше? А, может, не подходить? Случайно встретились − ну и что? Можно просто кивнуть и пойти рассматривать картины дальше. Нет, неудобно: еще подумает, что она не хочет с ним разговаривать. Но надо на что-то решиться, нельзя же стоять столбом посреди зала. Уже люди оглядываются. − Какая встреча! − раздался позади голос отца. Настя обернулась. Папочка, радостно распахнув руки, прямиком направлялся к Вадиму, за ним с улыбкой следовала мать. Насте ничего не оставалось, как присоединиться к родителям. − Тоже увлекаетесь искусством? Вы, кажется, петербуржец? − Отец приветливо смотрел на юношу. − Вот, Настенька, тебе спутник для прогулок по городу. Давайте после музея вместе пообедаем, а потом вы ей покажете городские достопримечательности. − А может, у молодого человека другие планы? Чего ты распоряжаешься чужим временем? − осторожно заметила Галчонок. − Вовсе нет, − возразил Вадим, − я специально сюда пришел. Знал, что вы сегодня здесь будете, мне Наташа звонила. И что Настеньке захочется полюбоваться этой скульптурой: она же у нее на стенке висит. С удовольствием пообедаю с вами, а потом мы погуляем по городу. Да, Настенька? − Он вопросительно взглянул на нее. В этом взгляде была радость встречи и страх, что она откажет, и тоска от долгой разлуки, и желание подольше не расставаться, побыть вместе хотя бы сегодня. Настя, молча, кивнула. Они еще походили по залам, потом повернули к выходу, задержавшись у ларька с репродукциями. Настя загляделась на большую красивую обложку с надписью «Эрмитаж». Заметив ее интерес, Вадим тут же купил книгу. − Это тебе на день рождения от меня подарок. Твой Амур тоже здесь. − Спасибо! − Настя растерянно взглянула на улыбавшихся родителей. − Но она такая дорогая, не надо. − Теперь уже обратно не возьмут. − Отец подмигнул Вадиму. − Где тут можно перекусить? У меня уже под ложечкой сосет. − Здесь кафе на каждом шагу, − улыбнулся Вадим. − Идемте. − Долго планируете пробыть в Питере? − поинтересовался отец за обедом. − Вас, кажется, можно поздравить: студентом стали. Когда у вас занятия начинаются? − Первого сентября. Дня два-три побуду. − И он вопросительно взглянул на Настю, сосредоточенно уставившуюся в тарелку. − Так у вас еще и билета нет? А на чем вы думаете возвращаться: на самолете или поездом? − Пока не решил. − А давайте с нами на машине. Зачем вам тратиться на билет? И нам будет веселее. − Правда? − Вадим явно обрадовался неожиданному предложению. − А я вас не стесню? − Конечно, нет, − вмешалась Галчонок. − Наоборот, может, поможете чем. Двое мужчин лучше, чем один. − Я машину умею водить: отец с детства сажал за руль. У меня и права с собой. Я их всегда беру на всякий случай. − И Вадим достал из внутреннего кармана документ. − Прекрасно! − обрадовался отец. − А то я дамам руль доверять опасаюсь, а сам иногда так устаю. Может, где и подмените. Он предложил выехать уже завтра, но против этого восстала Настя. − Мне мало двух дней. − решительно завила она. − Я всю зиму мечтала насмотреться на Питер досыта, − а мы не успели приехать, как сразу уезжать. Давайте побудем хотя бы недельку. − Какую недельку? Ты соображаешь, какое сегодня число? До начала занятий осталось всего ничего. − Ну, подумаешь, опоздаю на пару дней. Скажу, что не могли выехать. Думаю, в лицее простят. − Ну да, ты только о себе думаешь. Тебя, может, и простят, а нас с мамой нет. И студенту тоже не с руки пропускать начало занятий. − Ну ладно, − сдалась Настя. − Через три дня, как раз успеем. − Послезавтра и ни дня больше. Мало ли что в пути может случиться. Сегодня и завтра − это все. На том и порешили. После обеда родители, захватив подаренный фолиант, укатили домой, а молодые люди направились на Невский повидаться с Медным всадником. Сначала Настя чувствовала себя немного скованно и потому все больше помалкивала. Зато Вадим тараторил без умолку. Рассказал, как они с Никитой сдавали вступительные экзамены: медалист Никита только одну математику, а ему пришлось испытать это удовольствие в полной мере. Экзамены у них проходили в форме ЕГЭ, и для большинства абитуриентов оказались довольно трудными. − Если бы не Никита, я бы математику завалил, − откровенно признался Настин спутник. − Он здорово соображает в алгебре, мне до него далеко. Да и вообще дома у меня… Отец уехал, а мать… − Он горестно махнул рукой. − Сплошные слезы каждый день. Спасибо Белоконевым, без них я точно экзамены провалил бы. −А где теперь твой отец? − Настя вспомнила грузного мужчину, упавшего на гроб. Потом ей припомнились родители Славика, когда они думали, что потеряли сына. Затем пришла в голову картина: Вадим, сидящий на кровати, и плачущий, еще живой, Дениска. Сердце сжалось от жалости, и скованность, которую она ощущала, ушла: сочувствие сломало барьер, отделявший от него. − На Кавказе. Он в группе миротворцев, в Абхазии. − Это не опасно? − Конечно, не Чечня. Но тоже не курорт, там по обе стороны абхазы с грузинами ножи точат. В любую минуту может полыхнуть. − И чего им мирно не живется? Мне родители рассказывали, как они молодыми ездили в Гагры, − там грузины с абхазцами жили рядом, и ничего. А потом ни с того, ни с сего война. − Значит, были причины. Это нам казалось, что все тихо и мирно. А в них ненависть зрела подспудно. Союз развалился, и сразу прорвало. − Как ты думаешь, они помирятся когда-нибудь? − Кто знает? Если и помирятся, то нескоро. Там еще кровная месть подогревает. Если миротворцы уйдут, такая резня начнется. А ведь там и русских много живет. Нет, нельзя нам оттуда уходить, пока они не договорятся по-хорошему. − Вадим, но ведь Абхазия входит в состав Грузии. А вдруг грузины потребуют убрать наши войска, ведь это их страна. − Формально да. А по сути Абхазия, как и другие страны, борется за независимость. Но Грузия никогда не согласится. Все это очень сложно, Настенька. − Но смотри: у нас Чечня тоже хочет отделиться, но к нам же миротворцев не вводят. − Ну, ты сравнила. Россия не Грузия, кто ж их сюда пустит? Формально, конечно, ситуация схожая. Но суть разная. А вообще, политика дело тонкое, нам с тобой, людям непосвященным, разобраться в ней очень сложно. Смотри: Медный всадник. Как он тебе? − По-моему гениально. Петр, действительно, кумир. Поднять такую страну, − какую волю надо иметь. Великий человек! Теперешние люди по сравнению с ним кажутся такими мелкими. − А ведь у него руки по локоть в крови. Одни стрелецкие казни чего стоят. Я читал, палач был еще тот. − Но ведь он для блага страны старался. Иначе бы Россия долго еще оставалась темной и дикой. − Сталин тоже для блага страны старался. А сколько народу угробил. Нет, если для правителя человеческая жизнь ничего не стоит, грош ему цена как правителю. − Да, я с тобой согласна. Дороже жизни нет ничего. Но почему-то об этом так редко говорят. А я думаю: надо с детского сада внушать, что человеческая жизнь бесценна. Когда я стану учительницей, буду всем своим ученикам об этом твердить. А то у нас на переменках только и слышишь «убью, убью, голову оторву!» Не убивают, конечно, но как дерутся! То по голове лупят друг друга, то ногами. − Настенька, как мне хотелось тебя увидеть, − внезапно сменил он тему разговора. − Закрою глаза и представляю, как ты идешь и сумкой помахиваешь. Помнишь, как мы танцевали во Дворце строителей, и как ты ногу растерла, а я тебе мазь принес? − Помню, конечно. − Настя насторожилась. Не дай бог, начнет сейчас объясняться. Так хорошо разговаривали, и на тебе. − Твой «Спасатель» и сейчас с нами. Он так нас выручал, − торопливо заговорила она. − Когда мама обгорела на море, он ее просто спас. − А как поживает толстолоб? − Плавает у дедушки в пруду. Толстый стал, как бревно. Пруд большой, и рыбы там много, так что не скучает. − Настенька, а ты не против, что я поеду с вами? Ты как-то странно молчала, когда мы говорили об этом с твоими родителями. − Нет, конечно, почему я буду против? Только давай сразу договоримся, Вадим. Ты мне очень нравишься как человек, мне с тобой интересно. Но это − все, понимаешь? Больше ничего не нужно. − Значит, ты против нашей дружбы? − Нет, конечно! Я рада с тобой дружить. Но − только дружить. Ничего другого я не хочу, понимаешь? − Понимаю. − Он грустно кивнул, глядя себе под ноги. − Ладно, будем просто дружить. Подожду, когда ты оттаешь. − Зачем? Мама говорит, что у нас с тобой нет ничего общего, − что разный возраст и разные интересы. − Понятно. Значит, дело в твоих родителях. Это они тебя настраивают против меня. А мне они показались такими приветливыми. Ведь отец твой сам предложил ехать вместе. Так может, не стоит? − Нет, ты не понял. Они тебе, правда, обрадовались, я сама, честно говоря, удивилась. Как ты можешь не нравиться? И никто меня не настраивает. Просто − мне самой ничего такого не нужно. Давай больше не будем об этом. И все будет хорошо. − Ладно. Наверно, ты еще не доросла до других отношений. Так куда тебе хотелось бы пойти? − Пойдем к дедушке Крылову? Такая милая скульптура. А потом хочу на Петропавловскую крепость посмотреть. − Пошли. Они бродили по городу до вечера. Когда уставали, заходили в кафе или ели мороженое в парке, потом снова шли, куда глаза глядят. Пару раз Насте звонили родители. Когда у них окончательно загудели ноги, повернули домой. Вадим не отказался от вечернего чаепития, во время которого всех совершенно очаровал рассказами о студенческих проделках. Ушел он в двенадцатом часу, заверив обеспокоенных хозяев, что ему недалеко. На следующее утро он примчался чуть свет: выглянув в окно, Настя обнаружила его сидящим на лавочке напротив подъезда. От завтрака Вадим попытался отказаться, крикнул снизу, что уже пил чай. Но Галчонок спустилась во двор и решительно притащила упиравшегося гостя к столу. Настя, молча, изумлялась поведению матери: было очевидно, что та относится к Вадиму с полным доверием, охотно отпускает с ним дочь и без опаски оставляет наедине. Как будто и не было того памятного разговора о его возрасте и подозрительной дружбе. И еще кое о чем. За мытьем посуды дочь не удержалась от вопроса: − Мам, тебе что, Вадим уже нравится? − По-моему, очень славный молодой человек, − заявила та без тени смущения. − Воспитанный, образованный. И такой милый. Тебе вполне подходящая компания. − А как же твои слова насчет его возраста и всего остального, помнишь? − Ах! − отмахнулась та. − Ты слишком близко принимаешь все к сердцу. Мало ли что я в раздражении могу наговорить. И вообще, чему быть, тому не миновать. Зато с ним ты, может, выберешься из своей скорлупы. На море вроде отошла, а сейчас снова стала, как старушка, − мы уже забыли твою улыбку. Иди, погуляй, я сама домою. После завтрака Вадим хотел повести Настю в зоопарк к знакомому медведю, но у нее были другие планы. Ей хотелось сходить в какой-нибудь педвуз, познакомиться с требованиями и специальностями, которые он дает. Правда, Вадим резонно заметил, что нынче все очень быстро меняется: через два года, когда она окончит лицей, и экзамены могут быть другими, и специальности новые. Может, все же лучше в зоопарк? Но Настя заупрямилась, и ему пришлось смириться. Однако посещение института ее разочаровало. Невзирая на близость учебного года в здании царило затишье. Вступительные экзамены на факультеты, интересовавшие Настю, оказались такими же, как и в их лицей: все те же математика, физика и диктант. В приемной комиссии ей тоже сказали, что два года срок долгий и по нынешним временам возможны любые перемены. Потом друзья отправились в зоопарк. Там, таская Настю от клетки к клетке, Вадим так ее умотал, что по окончании осмотра, она еле передвигала ноги. Поэтому, когда позвонившие родители предложили проведать семейство Славика, уже вернувшееся с моря, она отказалась, сославшись на усталость, только попросила передать им привет. Вадим проводил ее до дома и, выпросив согласие на вечернюю прогулку по Невскому, ретировался. А Настя соорудила огромный бутерброд с колбасой и облегченно завалилась с книгой на диван. Назавтра, едва рассвело, наши путешественники быстро собрались, заехали за Вадимом, высадили на выезде из города провожавшую их Наталью и взяли курс на юг. Планировали за день докатить до Воронежа, чтобы переночевать в уже знакомом кемпинге, и потому поехали самым оптимальным маршрутом − через Новгород. Дорога была отличной, и они домчались до намеченной цели засветло. Почти нигде не останавливались, даже перекусывали в машине, благо запаслись едой с лихвою. Вадим дважды подменял отца, − тот сначала доверял ему руль с некоторой опаской, но потом, убедившись, что молодой человек ведет машину аккуратно, успокоился. Сначала Настю немного стесняло присутствие Вадима, особенно когда они останавливались «прогуляться за кустик». Но потом, видя почти родственное отношение к нему родителей, она перестала дичиться, − тем более, что он не давал никакого повода для недовольства. Вел себя дружелюбно и был сама предупредительность. Всю дорогу попутчик Снегиревых не давал им скучать. Особенно насмешила всех история с поисками в телевизоре говорящих человечков. Чтобы любознательный внучок не приставал с расспросами, откуда берутся на экране все эти дяденьки и тетеньки, бабушка насочиняла Вадиму, что это очень маленькие человечки прибегают по проводам из стенки в телевизор, когда вилку вставляют в розетку. Там, они превращаются в больших людей на экране, а закончив выступление, снова становятся маленькими и убегают обратно. После этих слов пятилетний Вадим потерял покой. Ему страшно хотелось увидеть этих человечков, и потому он постоянно пытался заглянуть во все отверстия работающего телевизора, − но его, конечно, отгоняли. Тогда, дождавшись, когда родители ушли на работу, а бабушка на кухню, он открыл папин секретер, достал отвертку и умудрился открутить у телевизора в двух местах винты, затем воткнул вилку в розетку и прильнул к темной щели. Ничего не увидев, он снова полез в секретер, достал фонарик и, направив луч в отверстие, прилип к нему. За этим занятием застала его бабушка. Вадима поставили в угол, строго наказав больше так не делать. Но он, конечно, не успокоился. Несколько дней терпел, являя собой пример послушания, а потом, уединившись, отвинтил теперь уже все винты и снял крышку. Рассмотрев внутренности телевизора и не обнаружив ничего интересного, он снова воткнул вилку в розетку и, чтобы вытолкать человечков из их щелей, сунул внутрь отвертку. Раздался страшный треск, полетели искры и противно запахло гарью. Перепуганный Вадим, залез под кровать, где и нашла его прибежавшая на шум бабушка. Разгневанный отец пару раз прошелся ремнем по мягкому месту шалуна, чего обиженный сын долго не мог ему простить, пока раскаявшийся папа не объяснил ему на пальцах принцип работы телевизора. Благодаря болтовне Вадима время и километры летели незаметно. Весело и без приключений они доехали до родного донского края. − Слава богу, кажется, добрались, − облегченно вздохнул отец, когда миновали Миллерово, − еще пару часов и дома. И, как говорится, прокололся. Точнее, не он, а колесо. Еще точнее − не прокололось, а просто отвалилось. На «стиральной доске» под Новочеркасском во время очередного подъема вдруг раздался короткий стук, и машину сильно тряхнуло. Выскочившие путешественники с ужасом увидели далеко внизу свое родное колесо, резво катившееся и уже начавшее вилять. Проносившиеся мимо попутки сопровождали его спуск сочувственным гудением. Пока Вадим догонял колесо и доставлял обратно, пока огорченные мужчины пытались пристроить его на прежнее место, прошел час. Их усилия не увенчались успехом, поскольку какой-то там винт срезало начисто. Машина встала намертво, и помощи в чистом поле ждать было неоткуда. Приближался вечер, стал накрапывать дождь. Трасса на глазах пустела. И когда незадачливые путешественники совсем пали духом, Вадим позвонил по мобильнику отцу. Звонок достиг далекой Абхазии, отец продиктовал ему какой-то номер − и часа через полтора за ними приехали солдаты с офицером. Служивые споро погрузили их легковушку в "Газель" и повезли в часть. Там, посадив всех в служебную «Волгу», развезли по домам, пообещав отцу, что его машину починят и пригонят, куда он скажет. Так невесело, но и без особого ущерба, закончилось долгое путешествие семейства Снегиревых на собственном автомобиле.