Старческие ноги леденеют даже в несусветную жару. Мысли и мельчают, и мелеют: верный признак – скоро я помру. Ну, а может, и не очень скоро – буду в полоумье доживать. Но не это, ох, моё ты горе, я надумал, в общем, речь связать. А о том, что нынче в рай-погоду СМИ одно долдонят и вопят, что Абама с корешами морду Асаду перекосить хотят. Поделом, конечно, только сука эта может нам ведь навредить. Его некондиционная наука вся нацелена – евреев погубить. Друг и благодетель палестинцев в нас первейших видит он врагов и свои смертельные гостинцы перво-наперво он нам прислать готов. Это вот не то, чтобы пугает, но корёжит мысли старика. Не Асад меня одолевает, а рождённая тревожная строка. В ней, пускай, не боль всего народа, а моя лишь собственная боль, разрастающаяся год от года, всё заполонившая собой. – Будет ли терактом день отмечен? – Как добрались дети до работ? – Будет мир к себе же человечен, не прибавит он себе забот? Этим всем в извечной я тревоге радио включаю поутру. От всего, что слышу, стынут ноги даже в несусветную жару.