Перейти к основному содержанию
МЕНЕДЖЕРЫ (соавторство с Г. Маркус), глава 17.
Глава 17-я. Задание, которое Валя получила от Миши в конце репетиции в прошлый вторник, было таким: прочитать сценарий переделанной пьесы Петрушевской, которую они сейчас репетировали, выступить в роли зрителя и редактора, отметить слабые места. Работа увлекла и захватила ее. Даже в обеденный перерыв она умудрялась делать правки. И совершенно не успела удивиться, когда, отвечая на телефонный звонок, услышала голос Воронича. — Валя, здравствуй. Я вот по какому поводу. Ты уже начала работать со сценарием? — Да, и думаю, могу уже показать кое-что… —Ты извини, не могла б ты на время его отложить? То есть все это обязательно пригодится, но мне нужна твоя помощь в несколько ином… В выходные был дома, нашел там старые бумаги… В общем, хочу тебе дать кое-что почитать. Он… тот сценарий написан давно, и мне не помешает свежий взгляд, причем именно твой. — Ну-уу, хорошо…А я-то уже увлеклась этим… — Ты поймешь, почему… материал специфический, а идея меня уже не отпускает. — Ладно… Пришли мне на электронку. — Да его в электронном виде и нет. Он и был-то в ноуте у Антона, небось не сохранился, у меня распечатка. — Тогда передай через Ленку, а мы с ней встретимся в метро. — Можно и так. А лучше, приходи на репетицию сегодня, сможешь? *** Миша с Антоном сидели в полутемном зале на первом ряду. Народу еще не было, они договорились встретиться пораньше. Антон держал в руках «Кружной путь» Льюиса, который дала ему Валентина. — Не понимаю, чем тебе не нравится эта идея? — хмурился он. — Аллегория, которую можно интересно обыграть. С одной стороны — будничная жизнью героя в нашей реальности, с другой — Льюисовские метафоры: встреча с Блазном, Разумом, Матушкой, чернолицыми девушками… — А ты представляешь себе, сколько надо ролей прописывать? У нас и народа столько не найдется, да и зритель запутается. А монологи? Там без спецподготовки и при чтении не все поймешь — вся история философии человечества зашифрована. Чем ты будешь держать зрителя? — Ну, во-первых, нам не обязательно брать всю философию, можно как-то упростить. К тому же мы не рассчитываем на среднего зрителя, у нас есть свой. — Все равно, есть вещи, которые со сцены не воспринимаются. Здесь главное — нести образ, картинку. — Ладно, я чувствую, у тебя есть свои идеи, давай, выкладывай, — немного обиженно сказал Антон. — Да, есть. Причем идея уже неотступная. Только… Ты сразу не возражай, ладно? Помнишь…тот сценарий по Пристли, которым ты меня спасал в больнице? Антон поморщился. — Подожди, я знаю, что ты хочешь сказать. Я его перечитал — кстати, в первый раз после… Да, там перебор эмоциональный, писал-то нервнобольной, причем в стадии обострения. Но канва хороша. Можно объединить два произведения — «Другое место» и «Случай в Лидингтоне», так сказать, по мотивам. Егоров слушал его уже внимательно и заинтересованно. — А можно узнать, с чего это ты вдруг сейчас вспомнил про тот сценарий? Воронич помолчал. — Скрывать бесполезно, все равно догадаешься, — он поднял глаза на Антона. — Понимаешь, все, что происходило тогда, было связано с Валентиной. И сценарий стал логическим завершением. — Вот как… Значит, все-таки, не завершением… Ты меня или себя пытаешься убедить, что между вами был только эпизодик? — Дело не в эпизодике или чём-то другом. Отношения завершены. Только, никак не выходит у меня из головы одна мысль — а не потому ли произошла наша с Валей новая встреча, что эта пьеса должна быть поставлена? —Знаешь, я уже бояться тебя начинаю. Ты страшный человек, простые маньяки нервно курят в сторонке! Вся Вселенная кружится вокруг твоих пьес, люди возникают в твоей жизни, чтобы ты создал гениальное произведение, а не наоборот! — Не перебарщивай, — грустно улыбнулся Михаил, — Ты же не станешь отрицать, что идея классная? А какие события в моей жизни этому способствуют… тебя волновать не обязано. В театр уже подтягивались ребята, но они с Егоровым не обращали ни на кого внимания. — Разумеется, — голос Антона стал подчеркнуто ироничным. — И то, какую роль ты отвел в этой «пьесе» мне, тоже ясна, если я хорошо помню сюжет. —Да не путай ты жизнь и сценарий! — А разве не ты их путаешь? Егоров повернулся в сторону подходивших актеров и пожал руку одному из парней. И тут же удивленно уставился на вход: Валя уже побывала в раздевалке, и теперь запихивала в пакет свой толстый свитер, оставшись в блузке. — Да, я позвал ее сегодня, чтобы показать тот сценарий. И не смотри на меня так. — То есть факт постановки Пристли уже не обсуждается, ты подключаешь Валентину, а меня уведомляешь, так? Валентина, увидев их, тоже подошла поздороваться. Антон только сухо кивнул ей, демонстративно встал и вышел из зала. *** В тот же вечер Валя прочитала сценарий от начала и до конца, на одном дыхании. Новый рабочий день не давал возможности разобраться, но как только она вышла с работы, мысли вернулись к Мише, его пьесе и всему остальному. Сейчас она шла от метро домой. Краски уходящего дня были неестественно яркими, как в современных фильмах, снятых по последнему слову техники и так отличающихся от привычного цветного формата старого советского кино. Разноцветные огни магазинов и оранжевые фонари расцвечивали снег в розоватые тона, тени были углубленно синими, а краски неба от кобальта над ее головой плавно переходили в неестественную бирюзу. Показалась любимая первая звезда — яркая, большая и низко висящая. Умеешь ли ты так дышать? Смеется ли искрами снег? И сможешь своею назвать Звезду, что горит ярче всех? Ее чувства и мысли были в полном разброде. Её теперь волновало, почему Миша так настаивал на ее участии. После прочитанного в голове вертелись только две подходящие версии, причем первая вызывала очень смешанные чувства. Валя и подозревала, что пьеса написана про них, и не хотела этого знать. Если это про них, значит, Миша ничего не забыл, более того, было и страшно, и заманчиво думать, что он тогда испытывал-таки к ней серьезное чувство, сопоставимое по силе с чувством героя пьесы, нашедшего и потерявшего предназначенный ему рай. На подобные мысли, разумеется, надо сразу навесить тяжелый амбарный замок, иначе все, что найдено за последние дни — спокойные и ровные отношения с Мишей, покой Ленки, а главное, жажда творчества, радость новых занятий, — будет утеряно безвозвратно. Вторая версия была чистой и прямой, как солнечный луч. Михаил, зная ее веру, их общие религиозные взгляды, памятуя их духовную близость, ждал от нее помощи именно в этом направлении. В сценарии это действительно было слабовато прописано, в отличие от линии отношений. Идея Пристли куда объемнее и глубже. Итак, что же ей делать? Можно отказаться, сослаться на занятость. Но не глупо ли это? А если все подозрения находятся только в ее голове? Мир не крутится вокруг тебя, пора бы это понять. А главное, другого шанса по-настоящему заняться творчеством уже не будет. Впервые она попала в такой круг, где не стыдно говорить о своих стихах, о литературе. Приятное чувство, что она нравится этому Антону, тоже поднимало настроение, льстило не слишком избалованному женскому самолюбию, особенно сейчас, когда ее роль при Ленке оказалась настолько сложной… Конечно, Валя не собиралась питать романтические иллюзии по поводу этого первого парня на деревне. Но все-таки жизнь заиграла новыми красками, пустые и одинаковые дни наполнялись событиями. И главное, получалось жить внутри них, страдать или радоваться, не вынося свой скучный рассудок над происходящим. «Господь посылает мне приключение, и я приму его», — сказала Валя себе почти что восторженно. «Господь посылает тебе новое испытание, а может, это искушение, будь бдительна, контролируй свои мысли, испытывай свою совесть», — нашептывал разум. «Все пока правильно, нормально и честно. И я никогда не попаду в ситуацию, в которой забуду о рассудке», — ответила она самой себе. *** — Начинать надо с диалога министра и инженера. Один едет на собрание политической значимости в тот же Лидингтон. Другой — в поисках Другого Места. Между ними идет разговор. — А если объединить эти два рассказа иначе? — предложила Валя. — Сделать не попутчика, слушателя, а этакого проводника-рассказчика: он едет в поезде, к нему подсаживаются попутчики. Сначала министр, но потом он выходит, ему еще рано ехать до конечной, и его история со спящими идет параллельно. Затем — герой, который объездил весь мир в поисках «другого места», а теперь попал, наконец, на этот поезд в надежде доехать… — Погоди, погоди... это можно. Освещением разделим сцену, а рассказ героя проводнику можно вести с комментариями, и получится что-то вроде сказок Шахерезады... Тогда… Идея поезда — ее надо продумать досконально. Этот поезд — что-то типа льюисовского кружного пути, кому надо, тот сядет и доедет. — Здорово! А что с идеей сна? Мы ведь не хотим, чтобы они действительно приехали в рай? Пусть все это будто во сне, гадательно. — Можно и так… Получается этакая «матрешка» идей — уже «неживые», которых видит министр, и которых оставляет позади поезд — это раз. «Спящие» — два, с ними все предельно ясно. И — ищущие. Они — не то, что спят, но видят пока «сквозь тусклое стекло». Тогда поезд приходит на конечную, они видят сверкающих ангелов, настоящие предметы, а сами они — пока призраки, как у того же Льюиса. — Все мы спим, вообще-то… — Это уже у тебя буддизм какой-то, «все мы спим, и вся наша реальность всего лишь сон». — Ну и что, рациональное зерно есть и здесь. А потом они снова просыпаются — возможно, на вокзале, но они уже не во сне, по крайней мере, знают теперь путь и направление. — «Я есмь путь», говорит Христос. Слушай, по концепции что-то уже вырисовывается, — он радостно потер руки. — Ну, по ролям я подумаю, переговорю с ребятами… — Нет, подожди, — Валя увлеклась. — Я еще, конечно, плохо знаю всех ребят. Ну, Наташа сыграет Полу, тут много философии не надо. Ира — роль посложнее, ту учительницу, Мэвис Гилберт, с которой герой сходится в городе. — Какую учительницу? — Миша почему-то испугался. — Она была кадровичкой. — Ну да, а я разве сказала про учительницу? Оговорилась, значит… Ну, с мужскими ролями тоже ясно: министр — Мудродуров, Антон сыграет героя, Сергей — проводника. — Вообще-то я не уверен, что Антон согласится. У нас размолвка вышла… В общем, от идеи он не в восторге. — Да? — подняла брови Валя. — Но ведь я просто пока… не мне же это решать... — С декорациями тоже без Антона не справиться, — Михаил глубоко вздохнул. — Это он не откажет, надеюсь. Ладно, торопиться некуда, по ролям успеем продумать. *** Миша держал на коленях сценарий, с открытой первой страницей. Он всегда волновался на первой репетиции — от того, как все пойдет и какие ноты возьмутся, зависело и все дальнейшее. «В поисках Другого места» — значилось на обложке. По мотивам рассказов Джона Пристли «Другое место», «Случай в Лидингтоне», Клайва Льюиса «Великий развод». Действующие лица: Инженер (Харви Линфилд) Министр (сэр Джордж Кобторн) Баронет (сэр Аларик Фоден) Проводник, или попутчик (аналогия с Жителем Гор, Мак-Дональдом) Пола, она же миссис Эндерсли Мэвис Гилберт — кадровичка в Блэкли и счастливая в Другом Месте Баттеруорт, Доусон — друзья Инженера в Блэкли и Другом Месте Жители Блэкли, Лидингтона, обитатели Другого Места, Ангелы. Он хотел вопреки правилам начать репетицию сразу с двух посещений Другого Места, которые так ярко прописал в сценарии. Валя внесла свои поправки, они были вложены отдельными страничками в сценарий. Антон, как он и предвидел, играть наотрез отказался, но декорации обещал сделать в срок. Поэтому роль героя репетировал Сергей. Михаил взялся за роль Проводника, Валя утверждала, что у него хорошо получится. Наташа роль читала пока с листа, внешне она замечательно вписывалась. Не получалась только сцена в аэропорту. — Наташ, тут нужна игра взглядов: сначала — притворно-удивленно-равнодушный… А потом, уже уходя, она оборачивается и подает сигнал, зачитываю из книги: «тот самый сигнал, пришедший из их бездонных серых глубин. И вот что он означал: «Да, там я была Полой, и теперь я вспомнила тебя, Харви Линфилд, но один Бог знает, где мы были и что нам делать!» По пьесе она это произносит вслух. — «Да, там я была Полой» — завела Наташа сначала. Наконец не выдержала Валентина. — Давай я попробую поймать интонацию, — она обратилась к Мише почти виновато. — Конечно, давай, что ты спрашиваешь? Ты — помощник режиссера. Валя встала и подошла к сцене, но залезать не стала. Посмотрела на Сергея, и произнесла прерывающимся голосом: — «Я теперь вспомнила тебя: ты — Харви Линфилд… Да, там я была Полой… — Она помолчала, и глаза сами наполнились слезами. — Но один Бог знает, где мы были… и что нам теперь делать…» — У меня так не получится…— расстроилась Наташа. — Ага, еще говорила, что играть не умеет… — А я и не умею, — негромко сказала Валя, не глядя в Мишину сторону, и села обратно. — Наташ, попробуй еще, ладно? — Миша был на редкость терпелив. Он повернулся к Валентине и спросил тихо: — А у тебя нет желания сыграть Полу? У тебя получается очень достоверно. Валя посмотрела на него с нескрываемым удивлением, словно впервые его увидела. — Нет, — сухо ответила она, и добавила: — Ты ведь не жаждешь играть героя, как я понимаю… Миша осекся. — Прости, ладно? — Проехали…— Валя уставилась на сцену. *** В конце недели, отмечая пунктиром основные места пьесы, взялись за последний эпизод. Здесь все шло наперекосяк. Разговор в поезде должен был, по идее Миши, оборваться объявлением «Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны». Герои выходили в правую половину сцены, туда, где разыгрывались воспоминания и параллельные действия, и понимали, что попали именно туда, куда хотели. Там они встречают Жителей «Другого места» — в сияющих одеждах, эдакая импровизация на Льиюсовское «Расторжение брака», беседы призраков и духов. Все это было прописано недавно, и вызывало сомнения — как идеологического, так и чисто литературного порядка. Валя уже откинулась в изнеможении на стул. Что-то не складывалось в единое целое. — «Неужели это так? Значит, все, что мы тут видели — неправда? Значит, беседы призраков и духов — условное действо, а исход предрешен давным-давно?» — спрашивал Сергей в роли героя. — «С таким же успехом ты можешь назвать это предвосхищением того, последнего выбора. А лучше не называть ни так, ни так. Мы видели ход событий немного четче, чем там, на земле — стекло тут яснее. Но смотрели все еще сквозь него. Не жди от сна больше, чем он может дать», — отвечал Проводник-Миша. — «От сна? Значит мы… еще… еще здесь?» — «Нет, дети... Радоваться рано. Вам еще предстоит испить горький напиток смерти. Вы видите сон. Если будете рассказывать его, говорите ясно, что это было во сне. Не давайте им, бедненьким, повода думать, что они или вы заглянули туда, куда не заглянуть смертным» — Миш, подожди,— вмешалась Валя,— со слов «нет, дети» уже должен говорить не проводник, а Сверкающий Житель Гор, обращаясь и к Проводнику тоже. Проводник, он, как и в «Сталкере» — не совсем обычный, но все же — грешный человек. — Да, верно. Пока продолжаем, я буду за Жителя. — «Упаси Господь!» — воскликнул Сергей. — «Господь и упас. Он это запретил». А дальше декорации меняются, и они вновь оказываются на вокзале, на станции. Возможно, с ними ждет поезда и обновленный министр, и Пола, и все герои, — Миша задумчиво смотрел в сценарий, — Проводник утешает, что теперь они уже знают цель и направление, и путь. Валя недовольно морщилась. — Ну что опять не так? — раздраженно спросил Михаил. — Миш, мы эту идею со сном до конца не продумали. Вначале у нас спящие — это плохо, мы двигаемся от них к пробуждению. Потом выясняем, что они тоже еще не до конца проснулись. Но что тогда имеет в виду Житель Гор, когда говорит: «Вы видите сон, это было во сне». Здесь сон абсолютно другого рода. Я не знаю, как из этого выпутаться. Может, лучше отойти от Льюиса и слова про «сон» чем-то заменить. К примеру: «Вы еще не до конца проснулись, но видите все яснее, как перед пробуждением — еще смотришь сны, но уже слышишь песни птиц и чувствуешь, что солнце взошло»… Ну, это приблизительно. — Ладно, давай пока отложим. Посмотрим на свежую голову. Завтра у тебя время есть? — Давай ближе к вечеру созвонимся. — Давай. Сколько времени? О, десятый час... — Миша отошел в сторону, и достал мобильник: — Алло, Леночка, привет! Извини, мы тут совсем зарепетировались. — Миш, у тебя совесть есть? Я уже три раза разогревала… И Дашка тебя ждет. Не хочешь уделить время и нам? — голос в телефоне звучал обиженно. — В выходные я полностью твой. Ты помнишь, что родители нас приглашали. Поедем в Старо-Мещанск? — В прошлый раз были «смотрины», а в этот раз что? — Да ничего, просто мама хочет нас видеть. Особенно Дашку, — Миша улыбнулся. — И деда она тоже очаровала. — Как там у вас репетиции, идут? — Да… по-всякому. Приду, расскажу. — Валя там? — Да, рядом стоит. — Привет передавай. Как она домой поедет так поздно? Антона нет? — Не-а. Серега, может, подбросит. Миша положил трубку. — Ребята, на сегодня отбой. Валь, в общем, думаем. Валя кивнула, потом спросила нерешительно: — Ты Антону звонил? Декорации будут? — Да, он все сделает, — Миша помрачнел. — А он знает, что делать? Сценарий у него есть? — Пока нет. Кстати, через неделю концерт, Сашка интересуется, придет ли Егоров. — Он и к нему на репетиции не ходит? — Нет, — досадливо протянул Михаил. — Но в принципе ему репетировать и не надо… Конечно, лучше бы уточнить… может, ты ему позвонишь? Он все еще дуется на меня из-за сценария, а ведь сам наотрез отказался... Если честно, мне его не хватает, — тут он вздохнул. — Егоров бы нам точно помог с этой путаницей в «сновидениях», он такие вещи шестым чувством улавливает. Попробуй, поговори, ладно? — Ну ладно, попробую. продолжение следует
Эта глава для меня не театрала показалась скучной