Яков Есепкин Палимпсесты Вновь у Гекаты Тринадцатый фрагмент Нитью черною битый фарфор Соведем, пусть менады пируют О червленом и, шелками Ор Увиясь, гоям небы даруют. Это пир или тризна, ответь, Золотая Геката-царица, Меж креманок вольно багроветь Феям снов, им и хлебы – корица. Ах, мы сами темнее ночных Всеувечных скульптурниц мраморных, Яд пием их шелков ледяных, Изотлевших на лядвиях морных. Тридцать второй фрагмент Хвои басмовой огнь золотей И чудесней о слоте виньеток Рождества, аониды затей Сех бегут, не теряя монеток. Длись , мгновение, в неге пиров Неб рифмовники феи забудут, И восславят хлебницы и кров, И печаль вековую избудут. К столам вынесут емины сем Дивам белым – наложницам речи, Мы тогда с темным шелком взнесем Кровью чермною витые свечи. Пятидесятый фрагмент Шелки черные юдиц пьянят, Цветь обрядная золотом дарит, Во гробах королевичей мнят, Сколь одесно Чума государит. Аще лики царевен темны И белые рамена соникли, Пусть им видятся млечные сны, Пусть чарует их немость ли, крик ли. И одно в эти пиршества Ид Занесем холод тьмы благовонный, Чтобы мертвые шелки сильфид Излились на атрамент червонный. Черные вишни и мирра Первый фрагмент Черных вишен марутам к столу Поднесем, облачившись в ливреи, Аще одницы чествуют мглу, Яко чахнут над златом Гиреи. Будем пиры их молча следить, Озлачать будем шелками хлебы, И цветами емины сладить, И еще соявляться у Гебы. И когда на столовой черни О хлебницах эфирность востлеет, Мы ко небу взалкаем – гляни, Вишен челядь успенным жалеет. Седьмой фрагмент Тусклых свеч хоровод ледяной Сон июльский пьянит, о лепнины Бьются ангели нощи земной, И земные у нас именины. И найдут в пировые купцы С темной миррой – вином исцеляться, И каморные наши венцы Под холодностью млечной затлятся. Мы еще удивим, удивим Фей цветов ли, царевен юродных, И во мареве слоты явим Лед всенощных теней богородных. Двадцать первый фрагмент Волны, по две бегите, Невы Царский мраморник тьмой увивайте, Идофеи-богини канвы Серебрите и вновь пировайте. Яко славил Иосифе бег Этот дивный, пусть негу менады Льют в начинье и траурный снег Черноблочные жжет колоннады. Мы и сами претщились востлить Чернью течной дворцовую сводность, Чтоб на арочный мрамор солить Падших звезд вековую холодность. Двадцать пятый фрагмент Были пиры одесно ярки И высоко плеяды сияли, Чад на хорах ждали ангелки И немолчно, немолчно пеяли. Ах, давно се избыто, одне Пляшут фурии в рамницах темных, И беснуются нощно оне, И о барвах горят несоемных. Гела нас у ворот золотых, Окантованных чернию, встретит, Зрите мытарей, тьмой совитых, Коих пурпуром небо и метит.