Перейти к основному содержанию
Льюис Кэрролл-6: Повесил фотоаппарат на гвоздь. Театр и ю...
В начале 1880 года у Доджсона случился первый приступ мигрени с аурой. Затем последовали еще несколько. Три независимых доктора обследовали его ( Dr. Morshead, Dr. Brooks, and Dr. Stedman) и нашли в них признаки эпилепсии. Летом этого же 1880 года Доджсон принял решение оставить занятия фотографией. Одним из поводов для этого стало распространение «сухого» метода фотографии (dry-plate print), к тому времени почти вытеснившего сложный и непредсказуемый коллодионный (wet collodion process), которым на протяжении всех лет творчества пользовался Доджсон. Он считал, что фотографии dry-plate print уступают качеством «коллодию», хотя и имеют безусловные преимущества. 8 декабря 1881 года он писал миссис Хант: «Последнюю фотографию я сделал в августе 1880 года. В этом году я не сделал ни одной, ибо ничто не вдохновило меня настолько, чтобы заставить вновь привести студию в рабочее состояние. Фотография - весьма утомительное развлечение, и если теперь в профессиональной студии можно за несколько шиллингов выполнить снимки столь же хорошо или даже лучше, я предпочту обратиться туда, а не трудиться самому. Не думайте, что я стал ленив! Вспомните, что я занимался этим делом 22 года и сделал тысячи негативов». В 1880 году эпоха коллодия официально закончилась. Новые пластинки можно было производить, хранить и обрабатывать в удобное для фотографа время. Отпала необходимость совершать весь процесс немедленно, как только нажат затвор. С полуминуты время выдержки сократилось до десятых секунды, снимать можно было без штатива с рук. Наступила эпоха-1 «моментальной фотографии». Вторая эпоха-2 открылась лишь в 1972 году с появлением «Полароида» (первой полностью автоматической камеры Polaroid SX-70 Land) Новый метод dry-plate print подвел черту под субъективными ощущениями Доджсона. Когда он проявлял пластинку, в нем оживали рефлексии по Алисе и другим фавориткам. С годами воспоминания поистерлись, и стали уже не яркими образами, а их потускневшими обрывками, которые не провоцируют сознание, чтобы воссоздавать счастливые мгновения прежней жизни. Доджсон не желал перейти на новый формат материалов. Прежний неразрывно был связан с Алисой, его вдохновительницей. Неважно, с Алисой Лидделл или другими алисами. С образом, который собрался у него в голове за тысячи часов, которые он провел в темноте фотолаборатории. Формат dry-plate print был скоротечен в изготовлении, он подразумевал иные ритм съемки и персонажи, которых собрать Доджсону было не из чего. Непросто расстаться с привидением Алисы, с которым жил 30 лет. Ради фотоснимков с новой героиней перечеркнуть прошлое, создав иную музу и вдохновительницу. Прежние девочки-натурщицы Доджсона выросли, их детские снимки перестали быть для них значимы, они стали из разряда детства. Необходимые отпечатки они могли делать уже в фотосалоне поблизости. Им стало незачем открывать в себе что-то новое, многие из них были замужем или готовились на выданье. Доджсон всю жизнь был магом и фокусником, а теперь все вокруг стали чародеями светотени и ретуши. Фотография из элитарной стала доступной неискушенной толпе. Известие, что камера с помощью ретуши умеет лгать, умножила число желающих сфотографироваться. Незадолго до своего пятидесятилетия, в июне 1881-го, спустя год после того, как Доджсон перестал фотографировать, он принял решение уничтожить снимки и негативы обнаженных девочек во избежание кривотолков в случае его смерти. Он пишет письма матерям своих натурщиц, спрашивая, не прислать ли им фотографии и негативы, и сообщая, что в противном случае их больше не будет. Со временем жизнь Доджсона в Крайст-Черч стала меняться. Он передал часть лекционных часов коллеге, и в октябре 1881 года послал ректору письмо, в котором уведомлял, что намерен вовсе прекратить чтение лекций. Доджсон обратил свой взор на политику, использовав дружеские отношения с лордом Солсбери. Пытался создавать прожекты по улучшению выборной системы. В декабре 1885-го - феврале 1887 года вел активную переписку с ним о судьбе жителей острова Тристан-да-Кунья, расположенного в южной части Атлантического океана и принадлежавшего британской короне. После того, как китобойные суда перестали заходить на остров, сотня его жителей оказалась на грани голода. О бедственном положении островитян Доджсон узнал от своего брата Эдвина, который был там священником. В 1884 году появилась фотоплёнка, в 1888 - началось производство массовой пленочной камеры. Но в руки новую фотокамеру Доджсон не взял. В тот год ему было не до каких-либо фото. Чарлз Доджсон входил в число подозреваемых по делу серийного убийцы Джека Потрошителя. Джек-потрошитель (Jack the Ripper) Дата рождения: неизвестно Дата смерти: неизвестно Убийства, количество жертв: 5+ (от 4 до 15) Период убийств: вторая половина 1888 года Основной регион убийств: Лондон Способ убийств: Перерезание горла, возможно и удушение Также Потрошителя называют «Убийцей из Уайтчепела» (TheWhitechapelMurderer) и «Кожаным Фартуком» (LeatherApron). Жертвами, приписываемыми Джеку-потрошителю, были проститутки из трущоб. Он перерезал горло слева направо, рана была очень глубокой. В крови ему удавалось не запачкаться благодаря тому, что, перерезая горло своей жертве, он одновременно наклонял голову женщины вправо. Вскрывать брюшную полость Джек Потрошитель начинал уже после смерти жертвы. Доджсон мог лишь утешаться легендой, которая передавалась из уст в уста. По ней Джеком Потрошителем был рано умерший внук королевы Виктории принц Альберт Виктор. В последние годы своей жизни Доджсон работал над статьей «Вечное наказание», отвергая идею «вечного наказания» для всех грешников. Он посылал регулярные переводы «домам надежды» для «падших молодых женщин, у которых нет друзей»; Клеркенвельской женской тюрьме, где проходили реабилитацию «жертвы предательства» и «искренне раскаявшиеся падшие женщины»; «Обществу спасения молодых женщин и детей», помогавшему обездоленным удержаться от выхода на панель; «Обществу защиты женщин и детей», боровшемуся с сексуальной эксплуатацией и торговлей детьми, для чего иногда приходилось подавать судебные иски в отношении мужчин, подвергавших детей жестокому обращению и насилию; «Союзу исправления и приюта», содержавшему по всей стране 90 домов для падших, нищих и бесприютных, в особенности женщин и детей; «Столичной ассоциации помощи юным служанкам», заботившейся о неопытных молодых девушках, живших вдали от родного дома и часто подвергавшихся сексуальной эксплуатации; Локской больнице, имевшей разветвленную сеть лечебниц и убежищ для проституток; «Обществу подавления греха», поддерживавшему женщин и детей, подвергшихся жестокости и сексуальному насилию. Он регулярно переводил средства «Временному убежищу для собак». От него получала помощь «Столичная ассоциация питьевых фонтанов и кормушек для домашнего скота». Он читал курс в оксфордском женском колледже, Леди Маргарет-холлс (осн.1879 ). Общежитие находилось на отшибе, а при передвижении студенток по территории колледжа их сопровождали специально нанятые женщины. Доджсон записывал отрывки о «Сильви и Бруно» на отдельных листах. Первый том романа «Сильви и Бруно» (Sylvie and Bruno) вышел в свет в 1889 году, спустя четыре года за ним последовал второй том «Сильвия и Бруно. Заключение» (Sylvie and Bruno Concluded). Над этой книгой Доджсон работал более двадцати лет, считая ее «книгой своей жизни». У него получился фантастический эпос объемом почти в тысячу страниц и с «моралью» в христианско-евангелическом духе. Он разработал собственную теорию человеческого сознания и построил на этой теории свой роман. Скорее, он развил тему Блейка из «Песен невинности». Доджсон предположил, что у человека есть три степени физического состояния: «а) обычное состояние, когда присутствие фей не осознается; б) состояние «жути», когда, осознавая все происходящее, человек одновременно осознает присутствие фей; в) состояние своего рода транса, когда человек, вернее, его нематериальная сущность, не осознавая окружающего и будучи погружена в сон, перемещается в действительном мире или в Волшебной стране и осознает присутствие фей». Со слов английского карикатуриста Гарри Фернисса (Harry Furniss; 1854-1925), который делал к нему рисунки, ни один из двух томов «Сильви и Бруно» успеха не имел. Когда Доджсон понял, что роман не раскупается, он сообщил своему издателю Макмиллану: «Не надо больше никакой рекламы, это выброшенные деньги. Я не знал, что рецензии неблагоприятны.» Викториански-назидательный роман «Сильви и Бруно» не имел успех не потому, что был плох; он опоздал своим появлением на столетие. В ОКРУЖЕНИИ ЮНЫХ ПОДРУЖЕК И ПИСЬМА К НИМ Оставив занятия фотографией, Доджсон потерял возможность создавать вместе с натурщицами свою личную реальность, овеществляемую в снимках. Фотографии можно трогать, вложить в альбом, и их эфемерная ценность неуклонно возрастает с проходящим с момента их изготовления сроком. Растущ-щщщая девочка - каждый снимок - новое открытие - частичка ее души, она каждый день уже другая. Нужно торопиться сфотографировать ее. Девочку-подростка достаточно снимать раз в полгода, чтобы фиксировать ее растущую грудь и полнеющие бедра. Больше новостей в ней нет. Девушки ориентируются на товарно-денежные отношения за вычетом юношеского романтизма, их можно фотографировать раз в несколько лет после рождения их очередного ребенка. Женщине бальзаковского возраста - хватит одного снимка до самой ее смерти; она как статуя, не меняется, лишь покрываясь трещинами. У женщины появляются морщины. Доджсон отменил свой постулат: я нахожусь рядом с девочкой, чтобы ее фотографировать. Он потерял ритм жизни, когда ранее он жил от съемки к съемке и отдельно проживал минуты во время экспозиции фотографии. Контуры его дня размылись, он перестал ориентироваться на дневной свет, необходимый для фотографирования. Четверть века время для него существовало в пределах полуминуты, - время экспозиции снимка, его личное локальное время. Он перешел на обычный отсчет. Не стало отчета перед самим собой о проделанной работе в виде фотоснимков. Девочки в его глазах потеряли ценность как объекты съемок. Они больше не провоцировали его взять камеру в руки и снять их так, как может только он. Доджсон перестал дарить им самое дорогое, что у него было - свой талант фотографа. Ранее с девочками у него была общность интересов - фотографирование и печатание фотографий, предвкушение видеть, как они подписывают для него эти фото. Только он мог сделать им неповторимые снимки. Когда прекратились фотосессии, вместе с ними не стало и самого предмета общения. Исчезла цель, осталось только времяпровождение с девочками. Девочки вырастали, у них появлялись другие ближайшие цели и поклонники, а Доджсон оставался ни с чем. Перенеся свой фокус внимания на театральные подмостки, он приступил к натуральному обмену, устраивая девочкам актерские роли, обучение у знаменитых актрис. Взамен Доджсон получил нефиксируемое на фотографии общение с ними. Оно - не искусство, это - любовь к искусству. Доджсон превратился в банального старпера с деньгами и неограниченными возможностями среди театральной богемы. Изменился статус девочек, которые привлекали внимание Доджсона. Вместо девочек из аристократических семей свой взор он обратил на средний класс. В 1894 году Доджсон встретил в Оксфорде давнюю знакомую Беатрис Хэтч, приехавшую по благотворительным делам. При ней находились несколько девочек, ее подопечных. Из его письма Беатрис: «Я хотел бы знать ради любопытства, кто была та миловидная девочка лет двенадцати, в красной шапочке. Кажется, с ней была и ее младшая сестренка, тоже в красной шапочке. Вы разговаривали с ней, когда я подошел попрощаться. Боюсь, мне придется удовлетвориться ее именем: в сословном отношении нас разделяет целая пропасть, и едва ли разумно думать о дружбе. Некоторые мои маленькие приятельницы-актрисы стоят достаточно низко на общественной лестнице. Однако есть определенный предел, и такой девочке вряд ли можно дружить с джентльменом, хотя бы и 62-летним! Остаюсь всегда расположенный к Вам Ч. Л. Д.» Чарлз Доджсон потерял искру жизни. Превратился в чудака-старикашку, что девочки не могли не чувствовать, но что хотели, они получали от него: деньги, сладости, развлечения, частичку его известности, находясь в его тени. Доджсон изменил возраст своих подруг. В девочках-подростках он столкнулся с проявлением их сексуального интереса к окружающим персонам, и был к этому не готов: стать одним из многих кандидатов на руку и сердце. Этот подростковый интерес нужно оправдывать, а не прятаться за имиджем вялотекущего дедушки-импотента. Девушки - не дуры, они интуитивно отличают ощущения от взаимоотношений со взрослым мужчиной и со старикашкой-джентельменом. Последние двадцать лет жизни Доджсон проводил лето в Истборне (Eastbourne) на южном побережье Англии по адресу: Лашингтон-роуд, дом 7. Он охотно приглашал родных и своих юных друзей к себе, давая им возможность отдохнуть, при этом он неизменно брал все расходы на себя. Остальное время он проводил в Оксфорде, откуда ездил в Лондон и Гилфорд к сестрам. Доджсон записывает в дневник 27 сентября 1877 года: «В этот приезд на море я, как никогда прежде, подружился со столькими детьми! Вот список: Минни, Луи, Эдит, Энни и Люси Уодди; Марджи, Рут, Дора, Элен, Мод Даймс; Эдит Блэкмор; Виолетта Вудеруф; Мейбл Бертон; Эмили, Виолетта Гордон; Роза Уичер; Алиса, Агнеса, Эвелина, Джесси Гулл; Грейс, Мод, Нелли Белл; Агнеса, Грацилия Смит. И это еще не все...» В августе 1887 года он пригласил к себе домой 15-летнюю Айрин Барнс (Irene Barnes; 1872-1949), одну из дочерей своего друга по колледжу. Доджсон увидел ее в роли шекспировской героини и был впечатлен. Айрин Барнс провела с ним неделю в Истборне, и по его рекомендации в декабре 1888 года состоялся ее настоящий дебют в Лондоне в роли Белой Королевы и Валета Червей в возрождении «Алисы в Стране Чудес» в старом театре «Глобус». (White Queen and the Knave of Hearts in a revival of Alice in Wonderland at the old Globe Theatre). Ее старшая сестра Вайолет (Violet Barnes) начала свою карьеру годами ранее при поддержке актрисы Эллен Терри. Чтобы отличаться от нее, Айрин взяла псевдоним «Айрин Вэнбру» (Irene Vanbrugh). Ее удачная сценическая карьера продолжалась более 50-ти лет. В Истборне Доджсон снимал для своих юных гостей помещение по соседству с домом, где жил сам. Обычно они проводили день вместе и обедали у него в доме. В Истборне он познакомился с семейством Халлов и их девятилетняя Агнес стала его любимицей. Агнес Халл: «Крайт Черс, Оксфорд 2 декабря 1879 г. Дорогая Агнес! [,,,] Передай Алисе, что я удивлен, больше чем это можно выразить словами, ее необычным письмом! Скажи ей, что не подобает юной девушке в ее возрасте признаваться в любви джентльмену!! Как она могла подумать о чем-то таком!!! И что скажет об этом миссис Гранди?!!! А затем, когда передашь ей все это, сообщи ей, что я ее люблю!!!!!!» Со временем актриса Эллен Терри, приятельница Доджсона, стала ведущей исполнительницей женских ролей в шекспировских пьесах на британской сцене. Терри - любительница «дубль-два», как и Доджсон. Доджсон познакомился с Эллен, когда она была в первом браке, и возобновил знакомство с ней после долгого перерыва, когда она состояла во втором. Из-за повторного замужества Терри была персоной non grata в достопочтенных английских домах. В 1879 году Доджсон восстановил их прежнюю дружбу. Он восхищался игрой Эллен и водил на ее спектакли своих многочисленных родственников и юных друзей и знакомил их с актрисой. Отношения Эллен Терри и Доджсона оставались близкими до конца его дней. В книге «История моей жизни» Эллен вспоминала: «Я была очень давно знакома с милым мистером Доджсоном. Я бы сказала, что он относился ко мне с нежностью, если бы можно было допустить, что он способен питать нежность к человеку старше десяти лет. <...> Мистер Доджсон был самым первым моим другом среди литераторов. Не могу представить себе времени, когда я его не знала. Он наблюдал, как Кэт и я, еще детьми, выступали в театре, и подарил нам тогда свою "Алису в Стране чудес". Стоило ему познакомиться с кем-нибудь из детей, как он сразу вручал им «Алису»... Через этот ритуал прошли все мои братья и сестры, а затем их дети.» Эллен Терри сыграла роль Алисы уже после смерти Доджсона, в 1900 году. В 1920 покинула сцену, с 1922 прекратила сниматься в кино. В последние годы жизни потеряла зрение. Доджсону незачем было возвращаться к фотографии. Приобретя известность и авторитет в обществе, со своими малолетними подружками он мог встречаться и без антуража фотосъемок. Никто не мог его заподозрить в чем-либо. В течение многих лет он создал и методом проб и ошибок отточил правила игры, от которых девочкам уклониться было невозможно. Эти правила не шли вразрез с условностями общества. Доджсон обратил пристальное внимание на театр. В нем не надо искать повод, чтобы заговорить и познакомиться. Дети приходят на спектакли в точно назначенное время согласно репертуара театра. За сценой есть не только юные актриски, но и конкурсы на вакантное замещение ролей, для которых девочки выстраиваются в очередь. Чтобы обаять девочку, теперь незачем устраивать танцы с бубном и шоу с фотосъемкой. Доджсон сориентировался на театральные постановки, и своей «Алисы» в том числе. На закулисье сцены как зазеркалье. Девочки сами в театр приходят, и ему больше незачем стало бегать за ними с саквояжем, полным детским забав. Если раньше Доджсону удавалось экспроприировать девочек у родителей лишь на время фотосеансов и прогулок, теперь он без труда устраивает многодневные свидания с ними. В театре вольготней в плане отчета перед родителями, чем занимались. «Рпепетеривали!» Тут не потребуешь показать фотокарточку с фотосессии. Репетиции - дело многоразовое и длительное, их не отследить, и за театральные кулисы любопытных родственников не допускают. Доджсон смело писал в прессу отчеты о своих похождениях с девочками. 19 июня 1887 года он опубликовал в «Сент-Джеймс газет» небольшую заметку «Дети и театр», в которой рассказал о дне, проведенном вместе с тремя маленькими актрисами двенадцати, десяти и семи лет в Брайтоне, где они выступали в «Алисе»: «Мы нанесли три визита в дома друзей; долго гуляли по пирсу, где изо всех сил рукоплескали мисс Луи Уэбб и ее чудесному подводному представлению; бросали пенни в каждый автомат, привлекавший вложения, обещая взамен что-то стоящее для ума или тела; мы даже совершили смелый набег на штаб-квартиру компании и, словно Шейлок в сопровождении не одной, а трех Порций, потребовали «фунт плоти» в виде коробки шоколадных драже». В 1888 году Доджсон пишет своей прежней музе, 24-летней Гертруде Четуэй, и зовет ее погостить в Истбурне. «Во-первых, если я доживу до следующего января, мне исполнится пятьдесят девять лет. ГОДДДД!!!Если бы подобную вещь предложил мужчина тридцати или даже сорока лет от роду, это было бы совсем другое дело. Тогда бы об этом и речи идти не могло. Мне самому подобная мысль пришла в голову лишь пять лет назад. Только накопив действительно немало лет, рискнул я пригласить в гости десятилетнюю девочку, которую отпустили без малейших возражений. На следующий год у меня неделю прожила двенадцатилетняя гостья. А еще через год я позвал девочку четырнадцати лет, на этот раз ожидая отказа под тем предлогом, что она уже слишком взрослая. К моему удивлению и радости, ее матушка согласилась. После этого я дерзко пригласил ее сестру, которой уже исполнилось восемнадцать. И она приехала! Потом у меня побывала еще одна восемнадцатилетняя приятельница, и теперь я совсем не обращаю внимания на возраст.» Недалеко от Истборна находится фешенебельный курорт и город Брайтон (Brighton). В 1886 году в Брайтон из Лондона привез свою музыкальную постановку (musical pantomime) «Алисы» драматург Сэвил Кларк (Henry Savile Clarke; 1841–1893). Кларк создал ее по мотивам сразу двух «Алис». На афише значилось: «Музыкальная греза в двух актах» (A musical dream play in two acts). Чарлз убедил свою сестру Генриетту вместе с ним посмотреть «Алису». Она впервые нарушила запрет на посещение театра, наложенный на сестер покойным отцом. Доджсону столь понравился спектакль, что по возвращении в Лондон он отправился к издателю Макмиллану и подписал 41 экземпляр подарочного издания для юных актеров, принимавших участие в постановке. Среди них он выделил 12-летнюю Изу Боумен (Isa Bowman; 1874-1958), игравшую в эпизоде. Семья Изы жила в Стратфорде-на-Эйвоне (Stratford-upon-Avon; осн.1196), родине драматурга Уильяма Шекспира. Доджсон отправил письмо родителям с просьбой отправить дочь Изу в Лондон, чтобы познакомиться с ней лично. К тому времени Доджсон был известным писателем, ему было не с руки охотиться семь лет за юной актрисой, как в случае с Эллен Терри. Он мог себе позволить настаивать о встрече с девочкой. REM: Можно вообразить переполох в семье. Отец (Charles Andrew Bowman) - учитель музыки, мать (Helen Herd, née Holmes) - домохозяйка, дети - четыре девочки и мальчик. Живут в заштатном городишке. В эпистолярном послании знаменитый литератор выказывает личную просьбу. Девочку не просто ему привезут как из стола заказов, но еще поместят в коробку, перевяжут розовой лентой и снабдят сухим пайком и носовыми платками на три дня. Родители Изы не прогадали: в дальнейшем все их девочки, - Иза, Эмзи, Нелли и Мэгги (Isa, Empsie, Nellie, Maggie), - нашли себя на актерском поприще. Доджсон повел Изу на выставку картин, потом они вместе пообедали, после чего он отвез свою новую знакомую домой в Стратфорд, где познакомился с ее большой семьей. Иза была старшим ребенком, у нее были три сестры и брат, все они выступали в театре. Через несколько дней Доджсон с разрешения родителей увез Изу в Истборн, где она провела неделю. Доджсон старался Изу всячески развлечь, но вместе с тем они еще читали Библию и занимались математикой. Он радовался, что Иза вернулась домой отдохнувшей и даже немного поправившейся. Иза Боумен стала следующей музой Доджсона после Алисы Лидделл и Гертруды Чатауэй. REM: Оставаться наедине с двенадцатилетней девочкой - неслабо. У нее меняется настроение, она капризничает, хочет угощений и забав. Мужчине нужно иметь сильную мотивацию, чтобы проводить долгое время тет-а-тет с подростком, которого он почти не знает. Иза Боумен стала частым гостем не только в Истборне, но и в Оксфорде у Доджсона. Он наделил ее редкой привилегией называть его «дядей Чарлзом». В июле 1888 года Иза провела неделю в Оксфорде, где Доджсон снял для нее комнату поблизости от своей квартиры. Он подарил ей тетрадь, которую озаглавил: «Иза гостит в Оксфорде» (Isa’s Visit to Oxford). Практически, он вернулся к исходному пункту своего творчества на сорок пять лет назад. Когда дневниковые впечатления от общения с Алисой Лидделл превратил в яркий дебют на литературном поприще, в «Алису в Стране чудес». Этот дневник – «дубль два» Иза вела вместе с «Д. Д. С.». «Древний, Древний Старичок», так стал часто подписываться в письмах к child-friends Доджсон. «В субботу у Изы был урок музыки и она научилась играть на американском органчике. Играть на этом инструменте не очень трудно, надо только крутить и крутить ручку, у нее это хорошо получалось. Вставляешь рулон бумаги, прокручиваешь его через органчик, и дырочки, наколотые на бумаге, извлекают различные ноты. Как-то они вставили бумагу не тем концом, услышали мелодию задом наперед и вскоре перенеслись в позавчерашний день. Однако они не стали слушать дальше из страха, что Иза превратится в малютку, которая и говорить-то не умеет. Д. Д. С. не любит гостей, которые с утра до ночи только и делают, что кричат до посинения.» Для Изы был открыт знаменитый шкаф, где хранились костюмы, приобретенные им в театрах; в них так любили позировать юные друзья Доджсона. Были там и удивительные игрушки. Особое впечатление на Изу производил Боб (Bobthe Bat) — заводная летучая мышь, сделанная из тонкой проволоки и легкой сетки. Боба запускали с помощью закрученной резинки. В комнатах Доджсона были высокие потолки, и Боб с полминуты свободно летал по комнате. «Я всегда побаивалась Боба, — вспоминала Иза, — уж очень он был похож на настоящего, однако страх мешался с радостью... С Бобом случалось множество приключений. Его полету нельзя было придать направление. Однажды жарким летним утром Боб вылетел в открытое окно и опустился в миску салата, которую служитель нес кому-то в комнаты. Неизвестно откуда взявшиеся хлопающие крылья так напугали беднягу, что он выпустил из рук миску, которая разбилась на множество осколков». Вскоре после этого визита в Оксфорд Доджсон отправился с ней в Истборн, где она провела пять недель. На следующий год он снова приехал в Истборн с Изой, а через три дня, 20 июля 1889 года, чтобы она не скучала, привез ее сестру Нелли. Он договорился об уроках плавания для сестер Боумен, катал их на пароходе и нанял для них учителя французского языка. Доджсон с гордостью называл их «мои дети». Девочки собрались возвращаться домой, как пришло письмо от их матери, что их сестра Эмзи заболела скарлатиной, и они продлили свое пребывание в Истборне до 27 августа. В июле 1888 года Сэвилл Кларк решил восстановить «Алису» на сцене. 26 декабря Иза Боумен исполнила главную роль Алисы. Она выступала в кремовом платье, сшитом по заказу Доджсона специально для нее. Ее брат Чарли играл Белого Кролика, а сестренка Эмзи — Мышь-Соню. Когда семейство Боумен уехало в Нью-Йорк, где пробыло до мая 1890 года, Доджсон переписывался с Изой. Изабелле Боумен: «Крайст Черч, Оксфорд 14 апреля 1890 г. Дорогая моя! Хорошо вам втроем - тебе, Нелли и Эмси - посылать мне миллионы объятий и поцелуев. Но прошу тебя, подумай, сколько времени отняло бы такое количество объятий и поцелуев у твоего старого и очень занятого дядюшки! Попробуй обнимать и целовать Эмси в течение одной минуты по часам и ты убедишься, что делать это быстрее, чем 20 раз в минуту, нельзя. «Миллионы» же означают по крайней мере 2 миллиона. 2000000 (объятий и поцелуев) : 20 = 100000 (минут). 100000 (минут) :60= 1666 (часов). 1666 (часов) : 12 = 138 (дней, считая, что день продолжается 12 часов). 138 (дней) : 6 = 23 (недели). Я не мог бы обнимать и целовать вас больше чем по 12 часов в сутки и не хотел бы проводить за этим занятием воскресенья. В итоге, как ты видишь, на миллионы объятий и поцелуев мне пришлось бы затратить 23 недели тяжелой работы. Нет, милая моя девочка, я просто не в состоянии столь расточительно расходовать свое время. [...] Можешь сама проверить на поцелуях. Пойди и поцелуй Нелли от меня несколько раз и попытайся поцеловать её после того, как ты поцелуешь ее в последний раз, и перед тем, как ты поцелуешь ее в следующий раз. [...] Передай мои наилучшие пожелания своей маме, 1/2 поцелуя Нелли, 1/200 поцелуя Эмси, а 1/2000000 поцелуя возьми себе. Остаюсь искренне любящий тебя дядюшка Ч. Л. Доджсон» В июне 1889 года Доджсон в письме Изе Боумен не без гордости описывает новые аристократические знакомства в имении лорда Сессила: «... здесь находится герцогиня Олбэни с двумя замечательными детьми. Она вдова принца Леопольда (младший сын королевы), так что ее дети - принц и принцесса: девочку зовут Алиса, а имени мальчика я не знаю, поскольку он герцог Олбэни и его так и зовут - «Олбэни». Раз уж я познакомился с настоящей живой принцессой, то мне теперь не пристало разговаривать с нетитулованными детьми. По правде говоря, я очень горжусь этим знакомством и так высоко задираю теперь нос, что при встрече могу и не заметить тебя. Только не верь этому, дружок. Если бы я подружился и с дюжиной принцесс, ты была бы мне дороже их всех, даже если сделать из них этакий большой пудинг». В сентябре 1890 года Иза снова приехала на неделю в Истборн. Ей исполнилось 16 лет, она прошла конфирмацию, обряд приема в церковную общину, и они вместе ходили к причастию, что глубоко трогало Доджсона. Он продолжал опекать ее, оплачивал ее уроки актерского мастерства, уроки музыки, визиты к дантисту и другие расходы молодой актрисы. В ноябре того же года Чарлз обратился к Эллен Терри с просьбой порекомендовать ему хорошего преподавателя дикции для Изы. Известная актриса Терри ответила, что будет заниматься с ней сама. Как актриса Иза Боумен подавала надежды, но быстро взрослела. В своих воспоминаниях о поездках в Истборн она признавалась, что когда она сидела с мистером Доджсоном над математическими задачами, а с моря доносились звуки музыки и она знала, что там танцуют, ей хотелось бежать туда и было трудно сосредоточиться. С 12-ти лет до 21-го года Иза посещала Доджсона и оставалась рядом с ним. В мае 1895 года она неожиданно навестила его, чтобы сказать о своей помолвке. С тех пор в его дневнике нет записей об Изе. Последний роман Доджсона-Кэрролла «Сильви и Бруно» (Sylvie and Bruno; 1889) открывает двойной стих-акроник, посвященный Изе Боумен. Время юных муз Доджсона кануло в лету. В 1899 году Иза вышла замуж за автора эротических книг Джорджа Бакхуса (George Reginald Bacchus; 1874-1945). В журнале, который он редактировал, в течение двух лет (1899-1900) Бакхус публиковал написанные им пикантные рассказы о жизни театральной актрисы Эллен Терри на сцене. Первая часть их порнографичной версии The Confessions of NemesisHun («Признания охотницы Немезиды») вышла в 1902 году в Париже, за которой последовали еще две. После смерти Доджсона, спустя несколько месяцев после выхода биографии Коллингвуда, Иза Боумен (of a memoir abou this life) выпустила свои мемуары «История Льюиса Кэрролла, рассказанная настоящей Алисой в Стране чудес» (The Story of Lewis Carroll, Told for Young People by the Real Alice in Wonderland; 1899). Алисой она назвала себя не потому, что в 1888 году ей довелось играть героиню сказки, насколько это был рекламный трюк, обыгравший название-бренд кэрролловской «Алисы». Свои воспоминания она дополнила своими записями Доджсона из их общего дневника «Иза гостит в Оксфорде» (Isa’sVisittoOxford; 1888). Через сто лет после смерти Чарлза Доджсона воспоминания его юных подружек были собраны воедино в книге «Льюис Кэрролл: интервью и воспоминания» (Interviews and Recollections;1989).