Примерно там, где дружным гоготаньем спасали Рим недремлющие гуси, меняя ход истории, в сутане монах-бенедектинец бородатый гребет против течения усталой туристов стаи. Все в восточном вкусе щетинятся рядами объективов. Не слышно слов - они завязли ватой в горячем мареве. Лишь император с улыбкою печальной царским жестом благословляет город неизменно, в зрачок гигантского пустого глаза прозреньем Микеланджело поставлен. Он правил миром,- бронзовым насестом стал полчищам настырных птиц. Надменно прикрыв двоих детей костлявым тазом, голодная волчица скалит зубы во мгле Капитолийского музея. Вдали парят, торжественны и грубы, бессчетные аркады Колизея.