Пришла пора пуститься в путь, Оставив родину-казарму, Туда, где можно как-нибудь Почистить ауру и карму. Зимой тут холодно, мой друг, А кое-где зимой пиздато! "Давай направим взор на юг" - Ведь это ж я писал когда-то! В твоей башке полно химер, От них избавиться придётся. В Тибет сгоняй-ка, например. А путь туда легко найдётся - Порой он сам идёт к тебе, Однако, если проворонишь, Придёшь в итоге не в Тибет, А, в лучшем случае, в Воронеж. А мне вот нравится Непал, Ведь я и сам непальцемделан. Таможни все я в рот ебал! Хочу летать душой и телом! Вот тут надеется народ, Припрётся с юга бодхисатва, А я хочу наоборот - Не с юга чтобы, а обратно. Открыть мечтаю третий глаз, Увидев им дорогу к храму, И в Ганг нырнуть, как в медный таз, В котором мама мыла Раму. Мне ненавистны города, Поскольку в них я всюду лишний. Хочу отправиться туда, Где лес, река и Шива с Вишней. Вот полежу немного, а Потом куплю билет на поезд, И двину прямо на Гоа. Прощай, постылый мегаполис!

Вот врассыпную по домам Бегут детишки, чуть ни плача, Оповещая пап и мам: Поэты едут пить на дачи. От поэтической орды Давно страдает вся округа, Но те отчаянно горды, Что современники друг друга. Иным из них не нравлюсь я, Они не нравятся мне тоже, И часто хочется, друзья, Кому-то сильно дать по роже. Однако, волю сжав в кулак, Себя я сдерживать пытаюсь, И сразу от цивильных благ К себе на дачу устремляюсь. Но нет возможности и там От них укрыться.

Хотя возвышенно чисты И непорочны наши лица, Но я не ангел. Ну а ты С изнанки - просто дьяволица. Я шлю к тебе своих гонцов - Ты снова гонишь их с порога. Чего ты ждёшь? В конце концов, Ты только с виду недотрога. Зачем играть на склоне дня С огнём, со мною и с судьбою? Прошу, не требуй от меня Опять не быть самим собою. Идёт мне ангельский прикид, Однако утром шкаф открыл я, А он скелетами забит. Куда же я повешу крылья? Да и нужны ли мне они? Лететь на небо вряд ли стоит. Уверен я, уж извини, Оно совсем-совсем пустое, Раз добродетель не в чести, И только зло везде в почёте. Смиреньем душу не спасти. Забудь о боге и о чёрте. Я даже рад, что бога нет, А то бы нам с тобой влетело... Для рифмы сделай мне минет. Всё лучше, чем сидеть без дела.

Дорога пройдена на треть, А может, и наполовину, Но мне не хочется смотреть Назад, на целящихся в спину. Не понесётся время вспять - В конце концов, не каждый день же?! И мне отныне двадцать пять. Вот так, не больше и не меньше. Не думал я, что доживу, Да и не очень-то хотелось. Изящной рифмой "дежавю" Сумев заполнить опустелость, Я шёл вперёд за футом фут. Огонь, вода - тут всё в порядке, Однако трубы не зовут. Похоже, все на подзарядке. А может, просто я на слух Не различаю больше звуки, Поскольку стал не в меру глух. Но в этом нет моей заслуги, Как в том, что злой я, словно чёрт, И принимаю часто позу... А стаж земной растёт, как счёт. Неясно только, в чью он пользу.

Погода целый день промозглая, И скрыл злокозненный туман То, что поэт до кости мозга я, А не какой-то графоман. Синоптик говорит, что скоро де Наступят ясные деньки, Но может статься, в этом городе Отброшу раньше я коньки Под бурь ежеминутных натиском, Давно потерян коим счёт. Сидеть бы мне сейчас в Михайловском (Ну, или где-нибудь ещё), Поскольку исходить шедеврами В Москве я больше не могу, И так, друзья, страдаю нервами – Не пожелаешь и врагу! Вот было б у меня имение Да пара сотен крепостных, Тогда бы сразу вдохновение Меня постигло, как иных, Которых нет, но были ранее, Стихами весело соря, Своё лелея дарование И не растрачивая зря. Бывать люблю ведь на природе я, Так почему же, почему Не выделяют мне угодия?! Не обязательно в Крыму – Землёй богата наша родина, И повсеместно тишь да гладь. Ну можно же, к примеру, Болдино Мне под имение отдать? Сидел бы, никого не трогая, И набирался новых сил. Прошу, скажите, разве много я? Да самый мизер попросил! Отчизна ведь не только пьяными С

На Дне Рождения поэта Закуски, вина и торты. Желая поглотить всё это, Вокруг расселись чьи-то рты. Сложив зонты, поставив трости, Плащи повесив и пальто, На стульях восседают гости, Кладя в тарелки то и то. И, в настроении парящем, Ведут беседы за столом О будущем и настоящем, Но больше всё же о былом. "Ну что мы снова о ГУЛаге?!" - Спросил кого-то чей-то рот, Себе намазав, бедолаге, Икрою чёрной бутерброд. "Сейчас иначе всё, конечно. Сергей, подайте мне чеснок". А где-то там, во тьме кромешной, Летел куда-то воронок... "Сейчас у нас свобода слова - Мы знаем всё, что знать вольны. А те, кто пишут много злого Про нас - отпетые вруны. И в экономике свобода Отныне тоже. Верь - не верь, Но даже звёзды с небосвода Доступны каждому теперь! А кто отчизну нашу хает, Похоже, просто идиот!" - Гостям сказали вертухаи, Под вечер делая обход.

Немой вопрос, шесту подобен, Стоит над пропастью во лжи. Он для стриптиза так удобен! Так в чём же дело? Покажи! Сними последнюю надежду, Сними несчастную любовь, Повесь на кресло, где-то между Кроватью, что от слова "кровь", Диваном, что от слова "диво", И этажеркой, что уже Который месяц горделиво Глядит на наше неглиже. Печально светит солнце в небе, На перекрёстке тех миров, В которых мы и сами - мебель Для разных пошлых номеров. Однако нам совсем не стрёмно - Пока в командировке муж, Мы точно что-нибудь сорвём на Кушетке, что от слова "куш".

Хоть курите папиросы, хоть курите сигареты, На извечные вопросы не найдёте вы ответы. Хоть из рюмок пейте водку, хоть оттуда же «Мартини», Попадёте на разводку и утоните в путине. Где-то тихо, где-то мирно, где-то мелкие проблемы, А у нас команда «смирно» и равнение на Кремль. Он и самых честных правит, по головке гладя нежно, И мятеж любой подавит, чтоб жилось нам безмятежно, А потом прикроет веки, дав навеки отдых нервам То ли в двадцать первом веке, то ли в годе двадцать первом. Просто нервные волокна не живут без кислорода, Потому закрыли окна слуги нашего народа. Что тут восемьдесят третий, что две тысячи четвёртый – Свежий воздух на запрете, на свободе только спёртый. Вопрошаю простодушно, издыхая от бессилья: Почему мне стало душно? Это лето? – Нет, Россия.

Покуда вертится наш мир, Из крайности влетая в крайность, Вопрос: «Вы любите ли сыр?» Не потеряет актуальность. Зачем глядеть по сторонам И напрягать свои головки? Ведь сыра вкус по вкусу нам, Пусть даже он и в мышеловке. «О, сыр! Всему ты голова! Не зря, не зря ты нам принесен! И врёт проклятая молва, Что с каждым годом толще плесень! Знакомьтесь: вот он – наш герой! О, как мы рады этой встрече!» – Такие вот, увы, порой Доводится мне слышать речи. Огонь во мне легко разжечь – В моей печи отнюдь не сыро. И закипает мигом желчь, Не переваривая сыра. И сразу хочется её Излить на братьев-сыроделов, Расставив точки все над «ё», Но мне порядком надоело. Не стоит сетовать на вкус – Вокруг полным-полно гурманов. Кому-то нравится А. Русс, Кому-то нравится Кабанов, Кому-то даже Шестаков, Ну а кому и вовсе Павлов. Расклад у нас теперь таков... Но нет! Не всё ещё пропало! Я знаю, что наверняка – И как же может быть иначе? – Есть те, кто пишут на века! Друзья, ищите их! Удачи!

Заходи ко мне, босяк, разделить со мной косяк. Забивать его, ты знаешь, можно так, и можно сяк. А потом, уняв кумар, мы искать поедем шмар. Здравствуй, Маша. Я – Дубровский. Можешь звать меня Омар. Не имеющих права всюду возят, как дрова. Ну а мы ещё покурим. Всё на свете – трын-трава. Кем-то брошенный упрёк прячет мент под козырёк. Ездят граждане, как люди, а кортежи – поперёк. Светит красным светофор. Показался главный вор. Уши нам заткнули пробкой, только слышен разговор: - Дочка, помнишь Белый дом? - Вспоминаю, но с трудом. - Дочка, мы пошли к Эдему, а пришли опять в Содом. Круг замкнулся, таки да, но казалось нам тогда, Если мы хоть раз не струсим, то покинет нас беда. Эти двое были там, не отдав страну шутам. Население на время поразил свободы штамм. БТР. Тяжёлый танк. Битник. Байкер. Хиппи. Панк. Баррикада примеряет и зовёт идти ва-банк. Если где переворот, сразу рядом всякий сброд. - Папа, кто все эти люди?! – Это, дочка, наш народ. Шёпот. Шорох. Шухер. Шмон.

Когда мы, ночью засыпая, Стремимся соблюсти режим, Даётся вера нам слепая, Что завтра мы не побежим. Однако, вопреки стараньям, Наш суетливо-бурный век Нас вынуждает утром ранним Опять отправиться в забег. Подобно Тютчеву и Фету, Взбежавшим рысью на Парнас, Мы принимаем эстафету От тех, кто выбежал до нас. И поэтическое знамя Они нам сразу отдадут, А если нет - отнимем сами, Ведь мы сильней, чего уж тут... Ты, как и я, неподражаем! Пускай невзрачны мы на вид, Поверь: ещё старик Коржавин Нас, в гроб сходя, благословит! И нет причины для печали, Для грусти и немой тоски, Покуда мы не замолчали Навек у гробовой доски. Глотни вина, понюхай кокса – Сойдёт нам опыт этот с рук. Тут место есть для парадокса, Но парадокс – наш лучший друг! And don't forget about women! (I hope, ты не педераст?) Дела войдут и с ними в норму - Ну кто таким, как мы, не даст?! Неважно, гойки ли, еврейки – Легко подкатимся к любой, Раз вышли мы из телогрейки Иосиф Саныча с тобой. Вперёд, мой друг!

Покуда не иссякли недра И гонит газ трубопровод, Снабжая им Европу щедро, Прекрасно всё... Да только вот Ещё чуть-чуть, и будет поздно – Страна порвётся, как струна. Но, как сказал товарищ Познер, Такие нынче времена. Убрав себя под одеяло, Оставив сверху лишь лицо, Заснул я, но в зубах застряло На вкус солёное словцо. Его достать я не допёр бы, Когда б не этот жуткий сон: Бояре слушали «Deep Purple» И подпевали в унисон. И правил царь без сожалений, Что демократия при нём Всё сувени... всё суверенней И суверенней с каждым днём. Не в силах превозмочь тревогу, Вскочил я с койки, как мудак. Ах, это сон был?! Слава богу! Как хорошо, что всё не так!

Красавица, ты косо не смотри. Пускай, быть может, я не вышел рожей, Внутри я, тем не менее, хороший, Хотя и вредный, как картофель фри. Ну что же ты?

На девок больше я не падкий - Сильнее манит звон монет. Не отыскать уже разгадки, Поскольку и загадки нет, Как нет интриги - лишь интрижка, И та спадает, как листва. Картину дополняет книжка "Искусство одиночества". Захочешь выйти прогуляться, Минут примерно через пять Пора настанет удивляться, Когда покажется опять, Что будто всем лоботомия Тут разом сделана была. Такие рожи!

Садится дьявол, смотрит криво, Волос откидывая прядь, Колоду карт берёт игриво, И предлагает мне сыграть. Из ада выйдя на поруки, Он стал работать в казино. Ему теперь и карты в руки, А мне сегодня всё равно. Собрались тут сплошные хамы – Играют, споря и грубя. В марьяж – вальты, в макао – дамы, Очко – опять само в себя. Я воздержался от участья. Мои дела идут на лад, Но это не приносит счастья - Такой безрадостный расклад. Заход вовнутрь бесконечен – Пришла пора умерить прыть. Покрыть и некого, и нечем, Да и кого же мне покрыть, Раз дамы нет в моей колоде, Как нет червивого туза Из тех червей, которых в плоде Любом хватает за глаза? И кто мне в бубен вставит пику, Под крести выбросив, к червям, За то, что я, узнавший прикуп, Не в Сочи жил, и был упрям? Но мне противна и столица. Рвануть бы в Сочи из Москвы, Купить бы домик, поселиться… Но жаль, он карточный.

Я понял, что меня никто не любит. Не только, как мужчину. Вообще. Никто из вас меня не приголубит. Я словно мухой плаваю в борще. Родня моя меня не любит тоже – Иным и вовсе чужда доброта. Нередко восклицаю я: «О, Боже! Ну почему же я не сирота?!» Хотя они, по-своему, и правы – Зачем кому-то нужен лишний рот? Пора бы мне принять стакан отравы, И пусть на мне прервётся этот род. А то я только отбываю номер, И в сеть кидаю всякую муру. Жить нужно так, чтоб не сказали: «помер», Но я, похоже, именно помру. Залягу тихо в земляную ванну, И стану нюхать корни у травы. Отправлюсь в долгожданную нирвану, И выкину всю дурь из головы. Уйду туда, где нет ни лжи, ни фальши, И буду там с собой наедине, А те, кто здесь останутся и дальше, Навряд ли даже вспомнят обо мне.

Когда январь подобен марту, А жизнь – этюду к нашей смерти, Весне, готовящейся к старту, Прошу, товарищи, не верьте! Живите, Фридману внимая, Как будто он – священный кактус. Вы не дождётесь больше мая! За мартом сразу будет август! А после вновь нахлынет осень Потоком болдинского пива, Поскольку климат наш несносен, И жжот похлеще, чем крапива. Хотя я вовсе не об этом Хотел сказать, но наболело. Когда метели под запретом, Протестовать – святое дело! «Гоните снег, пургу и стужу!» – Пишу я лозунги на стенах. «Не бередите, гады, душу!» «Любовь к сугробам в наших генах!» Когда вокруг одни лишь лохи, Легко и мне косить под лоха. Как атрибут своей эпохи, Я мог бы выглядеть неплохо, И мог бы жить совсем иначе, И стать, наверное, богатым И знаменитым (это значит, Банкиром или адвокатом). Но я не стал ни тем, ни этим. Жалеть об этом? Да ни в жизни! Не в деньгах счастье!