Я изнасиловал Марию В ту ночь, столетия назад. Возможно, под влияньем Змия Я был, и мною правил Ад. Она, наивно полагая, Что святы все мои дела, И веря в непорочность рая, Иисусом сына назвала. Что было дальше – всем известно: Костры, убийства и обман. И говорить здесь неуместно Про лжелюбовь лжехристиан. Тела «еретиков» горели, Рекою кровь текла с дыбы. Поверьте, я на самом деле Хотел для вас иной судьбы. На смену греческим атлетам Пришла юродивая шваль. Я не без слез смотрел на это, И… люди… мне вас было жаль. Я изнасиловал Марию В сомнамбулическом бреду. Я оказался хуже Змия, Мой Новый Рай теперь – в аду.

В быту – невезенье, И в мыслях – разброд. Мне шепчут с презрением вслед – «Идiотъ». Я, маску срывая дрожащей рукой, Кричу им в ответ – «Я совсем не такой». Ночью взгляд мой, как филин, Путь сквозь дебри найдет. В лабиринте извилин Минотавр живет. Иногда там бывает Так опасно ходить – Фитилем выгорает Путеводная нить. Кто-то бесится с жиру, Кто-то мрачен, как ночь. Кто-то ходит по миру, Чтобы ближним помочь. Кто-то, сердце продав, Ставит душу на лот. И неважно кто прав – Время всех погребет. Люди – жалкие пешки, Жертвы в лапах судьбы. Богом созданы в спешке У врат рая рабы. Но в Эдем никогда И никто не пройдет. Кто стремился туда, Был для всех – Идiотъ.

Великий гений умирает Во мне, и я так низко пал. Никто из смертных не узнает, Как я толпу смешить устал. И я запрусь в своей квартире, Вдали от равнодушных лиц. Все, что осталось в этом мире – Лишь я и с героином шприц. Рапсодия играет в венах, Душа в объятьях Зла горит. Приятная истома в членах, И чей-то голос говорит: «О, мой любимый раб! Ты знаешь? Считай пока, что ты здесь бог. Ты истощен и слаб, Ты таешь! А ломка – это лишь предлог». И вот смолкает гул оваций, Звучавший где-то не в ушах. Отец моих галлюцинаций Ушел, оставив боль и страх. Снова шприц меня влечет, И голос ласково поет: «О, мой любимый раб! Ты знаешь? Ведь ты в моем мирке – не бог. Ты слишком слаб уже, И таешь! А ломка – это лишь предлог».

Ты идешь по канату высоко в небесах, Ступаешь по тонкому льду. Твои ласки за плату – отрава в сердцах Тех, кто верил в твою красоту. И не ведая страха в плену у греха, В паутине протянутых рук, Ты в предчувствии краха ожидаешь пока Коварный проснется паук. Иногда тебя ранит Взгляд прохожих косой – Бесполезно кричать или злиться. Иногда тебя тянет Покончить с собой, И на небо взлететь, словно птица. Знаешь, лучше не станет Пришедшей весной – Мир не может за миг измениться. Будет свет, отраженный луной, В зрачках преломляясь искриться. Стихнет звук, и придет тишина. Но тебе уже станет все равно. Если смерть отличишь ото сна, То зло от добра – и подавно. Если смотришь на мир со слезами в глазах, То терять вряд ли что-то осталось. Ты шла по канату высоко в небесах, Над ущельем в горах – и сорвалась.

Позволь мне вернуться В пылу сновидений В места, где я жил в XIX веке, И утром проснуться Без капли сомнений, Что ты не уйдешь от меня на парсеки. Не надо звездою Смотреть с небосвода, Холодным сияньем царапая душу. Останься со мною На долгие годы, И я своих клятв никогда не нарушу. Позволь мне спуститься На дно океана – Душа не боится высоких давлений. А после пролиться Водою из крана На руки сухие струей вдохновений. Мне хочется слиться с тобой воедино, В крови раствориться твоей без остатка. Душа без тебя застывает, как льдина. Позволь мне смотреть на тебя, хоть украдкой.

Один рассвет – лишь капля в море, Но кто-то все же тонет в ней. И меркнет свет, когда мы в ссоре, Сердца сжимаются больней. Устав лежать на солнцепеке, На ливень глядя из окна, Я признаюсь – твои упреки Меня порой лишают сна. Ты смотришь с легкой укоризной, Я жду пока гроза пройдет. Ты можешь быть такой капризной, И таять, как весенний лед. Судьбы жестокие уроки Мы изучили наизусть. Мы ищем наших ссор истоки, Мы не находим – ну и пусть. И в затянувшемся молчаньи Секундной стрелки тихий звук… Он станет символом признанья, Или предвестником разлук? И мы в последнем разговоре Неправы были, может быть. Так долог день, когда мы в ссоре. Пора его укоротить.

Пир закончен, но гости сидят, Нарушая закон этикета. Их взгляды – замедленный яд, Их молчанье – плохая примета. Что им надо? В голодных зрачках Отражаются зависть и злоба. Я скрываю под маской свой страх, Но чувствую волны озноба. Всем пора уходить, Но я знаю, что люди Хотят получить Мое сердце на блюде. Вы забыли!? Я пустил вас в свой дом, Хоть и не был в то время богатым. Вы забыли!? Я поил вас вином, И снился под утро распятым. Ведь вы решили меня погубить – Этот грех не простили Иуде. Вы забыли!? Мне хочется жить, И сердцу не место на блюде. Пир закончен, и гости встают. Жажда крови таится в их генах. Я найду свой последний приют В этих черных от времени стенах. Вы решили вершить самосуд? Чувство мести томится от зуда? Налетайте скорее – я тут! Мое сердце – последнее блюдо.

Ты живешь в мире сказок, Удивительных красок, В мире магов и фей, И безоблачных дней. Закрывай свои глазки. В сегодняшней сказке Ты узнаешь о том Как ракета летит, А кто-то сидит За пультом. Итак, жили-были Тучи ядерной пыли, Удивительный гриб, ослепительный свет. Они всех победили, Никого больше нет. Это страшная сказка. Увлажняются глазки И печально блестят. Но птица бьется в силке, А кто-то в реке Топит котят. Тех, что не знали как зыбка Их жизнь – лишь ошибка, Вызывали улыбку, Но теперь они спят. И средь метели и вьюги, Когда сгущается мрак, Я расскажу на досуге Как процветает на юге Курорт для старых собак. Ты не веришь словам? Но когда-нибудь сам Ты услышишь их лай. Их юг наверху, Их курорт на слуху – Называется «Рай». Снаружи темно. Посмотри на окно – Только звезды блестят. Пред тобой Млечный Путь, Но если хочешь уснуть, Забудь про котят. Пока ракеты стоят, Пока не поднята пыль, Пока что стражники бдят, Пока что сказка – не быль. Достигнут хрупкий баланс Между злом и добр

Пусть время давит, и ненастье Бушует где-то вдалеке. Я знаю что такое счастье – Твоя рука в моей руке. Быть может праздною толпою Я скоро буду позабыт, Но не погаснет надо мглою Моей души метеорит. Его не остановят годы, И вечность не разлучит нас. Из тесной клетки в мир свободы Мы вырвались всего на час. Пусть ветер воет на просторах, Нам нелегко идти назад, Где прятать душу в узких норах – Привычный жизненный уклад. Но мы оазисом в пустыне Цветем среди барханов дней. Мы будем счастливы отныне, Пока твоя рука – в моей.

Тебя не заботит, что стало со мной, А мне все равно где ты. Пусть каждый уходит своею тропой В мир холода и пустоты. И тусклому взгляду сквозь сумрак и тень Не согреть одиноких сердец. Но только не надо говорить каждый день, Что надежде приходит конец. Чему удивляться, кого обвинять? Все ушли – и друзья, и враги. Мы привыкли стоять терпеливо и ждать, Чтобы чьи-то услышать шаги. Но мы слышим свой пульс, отраженный от стен – Так работают наши сердца. Мы теряем контроль, мы захвачены в плен, И живем, ожидая конца. И мы чувствуем мир через пленку стекла, И видим сквозь жалюзи век, Забывая следить, чтобы не утекла Вода наших жизненных рек. Но, быть может, твой взгляд встретит мой, и тогда К нам придет просветления час. Быть может растает слой душевного льда. Мы поймем – все зависит от нас.

Я помню тебя не такой, Я помню твой смех и улыбку. Покрыто ночной пеленой, Все стало неясным и зыбким. Мгновенья уносят года Неясных метаний и скуки. Но мне непонятно когда Твои стали жесткими руки. Наковальня и молот – деньги и слава. Ты себя продала им. В твоих капиллярах нет крови – лишь лава, А вместо дыханья – дым. И наши прогулки в саду Под светом луны вечерами… В реальности или в бреду Все это случалось с нами? И радость зеленой весны Из нас не струится, как прежде. Ты и я – это были лишь сны Окрыленной мечтами надежды. И мы чувствуем голод Денег и славы. Мы продали себя им. Между нами лишь холод И море отравы, А вместо дыханья – дым.

Что случилось? И кто это плачет? Кто-то умер опять? Пустяки! Ему улыбнулась удача Избавленья от вечной тоски. Он погиб от свинца или СПИДа? Или взорван, как в старом кино? Весь наш мир – материк Атлантида, Опускается плавно на дно. Он мечтал, но мечта улетела, Он любил, и любовь уплыла. Душа из застывшего тела Рассеялась в виде тепла. Он боялся шагов за спиною В переулках, где нет фонарей. Он жил за высокой стеною, Он устал от бессонных ночей. И он не думал, что это напрасно, Что ему будет пухом земля. Ну что ж, все не так уж ужасно – Кто-то умер опять, но не я.