* * * Снегопад застилал покрывалом стекло, Пешеходы спешили укрыться под крыши, За окном непогода, в салоне тепло, Шелест шин по асфальту от снега неслышен. У обочины девушка машет рукой, Влажный волос откинут и легкая шубка Распахнулась от ветра и ищет покой,- Разыгралась под вечер метель не на шутку. Открываю. «Возьмете? У вас хорошо!»,- И от слов фонари сжались как-то пугливо. В желтый цвет листопада я помню, ушел, А сегодня ветра клочья рвут по заливу. «На Советскую?» «Точно!» «А вам по пути?» И салон почему-то стал, душен и тесен,- Она первая в списке ненужных потерь Моя первая нота надорванных песен. Я молчал. Не хотелось смотреть ей в лицо, От ненужности встреч искажает улыбку. Ее профиль любовно ваялся творцом, Превратив в журавля золотистую рыбку. «Мы знакомы?» «Да, нет».

* * * По венам вечер разливает грусть. Воспоминаньям слабо улыбнусь. Была пора - пьянели от свободы. Мы школу оставляли позади, Ладонь твоя лежала на груди. Глаза в глаза, - любовь без переводов. Кружил по залу в вальсе аромат. Зачем искать – кто прав, кто виноват, Коль счастья через край, необычайно. Какое было время, Боже мой! Не знаю я, и что тому виной?

* * * ; Все та же суета вокзального народа, Случайно в юность вышел я на полчаса, А так в Москве. Есть все.Крутой.И мерс у входа. Вокзал, родной, ты жди, а я вот, не спешил. (Ильич,узн-а-л!? Я рад!Ну как ты тут и что ты!?) Бумажник достаю, в котором не гроши, А закордонные хрустящие банкноты. Проездом по делам; мой путь на Волгоград,- Зашел сюда за тем, чтобы купить газеты. Расстались мы на год, но восемь (и не рад) Не дней, а долгих зим и лет прошло по свету. -Мне местную печать.-Сейчас я вам подам,- И женщина глядит и шепчет, -Ты ли это?! Я сотню положил, -Вы спутали, мадам! Сам галстук потянул и скомкал сигареты. На выход. Все! хорош. Залью ли коньяком Всю смесь фальшивых фраз из горечи и глины,- Судьбу не обогнуть и встал у горла ком, А ты, окаменев, смотрела молча в спину. Купе... и закурил. Задумчиво в окно... Для поцелуя крест нам поднесла разлука, Но дернуло состав стальное полотно... Крутой вошел в вокзал,- в вагон шмыгнула сука.

* * * Под образами жизнь сложу под вечер, Она спадет с меня рубахой серой. Проститься, не сумев по-человечьи, Я поспешу с земли за полусферу. Свечу зажгут,- Возьмет рука покорно (Когда-то ей повиновались кони!), И будет Спас глядеть нерукотворный, Стекая воск, войдет в мои ладони, И лик земной торжественно-тревожный (При жизни не умел я делать это), Чуть усмехнувшись, про себя, возможно, В последний раз захочет сигарету. Вдыхая дым свечи и запах воска, Я ласточкой взлечу от песнопенья, К истоку дней, где под окном березка Мое ласкало детство светотенью. Все недосуг при жизни,- не успел я Увидеть дом и, не явилось чуда - У времени другие акварели, Там только черепки былой посуды. И нет друзей и нет следов любимой- Потери мне напоминают кражи. Они когда-то проходили мимо, Куда ушли?

* * * Есть в памяти места, где нежно и тепло. Есть в памяти места, где зыбко и тревожно. По комнате теней, по битому стеклу, Я, опасаясь ран, ступаю осторожно. Я иногда сажусь, дыханье затая. Актеры входят в зал из мыслей и терзаний. И у меня есть роль, – но зритель только я. На сцене мой двойник и ученица Аня. И первый поцелуй... cейчас произойдет… И, девушка была душиста и желанна. Переиграл актер. Я знаю, наперед Что, оборвав сюжет, покинет сцену Анна. Кружилась голова, (лились часы рекой) И тело от ее, шальных распоряжений, Устав от суеты, не обрело покой. И случай подарил,- невестой стала Женя Ошибка. Заплати. Кружись судьба, кружи, Кидай осколки душ и жизненных коллизий. Я на крутом витке пошел на виражи,- И бросило меня от Жени в ноги Лизе. . . . Сегодня я войду, и подарю цветы,- Оставшись вне игры, пусть буду гость незваный. И, открывая дверь, я вижу зал пустым, Но тянет мне со сцены руки Анна.

* * * * * * * Жизнь моя – это шхуна в суровом седом океане; Где на гребень мне ставит судьба за вопросом вопрос, То откроется бездна, то скалы возникнут в тумане,- Двадцать лет капитан я и двадцать бессменный матрос. Я на мостик один поднимаюсь с утра до рассвета. Нет в пути маяка, и ни звезд и ни лоций, ни карт. Нас в поход вышло двое, но волны шутя от корвета Оторвали, Оставив с надеждой на призрачный фарт. Разбросало суда, Разлетелись по чудной планете. Как на этой земле расставанье суметь превозмочь? «Отзовись, позови... Я вернусь. Мне плевать на приметы». Цвет мои паруса поменяли, и скрыла их ночь. Приласкало тебя вместе с солнцем прозрачное море. Производит порой жизнь внезапно лихой оборот, Я, не зная о том, все скользил по волнам на просторе, А судьба довела до ревущих ледовых широт. Но и в теплых краях, не всегда там тепло уловимо, Не нашла свой покой да и гавань замыли пески. «Отыщи меня, слышишь...

* * * В безответной любви наперед карты с легкостью биты, А несмелость, – причина, порой, обреченного хода, Надо быть королем, затмевая вальтов, любой свиты, Чтобы ворохом карт на престол не упала колода. ……. Он влюблен был в нее, но осталась любовь без ответа, И не знала она,… а с мальчишкой ушла его тайна, Они вышли из школы, и стайка порхнула по свету, - В жизни многое кажется нам совершенно случайным… Было все как обычно, - звонок подозвал к телефону: «Здравствуй. Ты? Это я». «Боже… Рад! Ну, о чем ты!?- конечно». «Проводи.

*** Ты проснулась. Тишина. Стучат часы. Рой мыслей в голове развеял сон. На щеке остались капельки росы, Той травы, в которой Ты и Он. Ты встаешь. Ты тянешься к окну, Штору в сторону чуть... и назад! Это Он тебя звал, это он и толкнул, Это Он к тебе шел наугад. А за стенами город стучал и гремел И трамваи по кругу спешили к началу Я во сне твоих глаз чуть коснуться сумел, И штормило меня и качало. Ветер свет фонарей в ноги стенам бросал, Ты, закутавшись в плед, через время смотрела, Сумрак ночи таил, сумрак ночи взывал И тихонько дрожало все тело. В комнате пустой как перст одна, И в ночном тепле ни капли крови. Выпито вино, выпито до дна И перекос на фразе полуслове. Смотришь в темноту, на щеке слеза Память прошлых лет омыла... Ты не поняла. Я ли не сказал... Вспомнила. Проснулась.

Он шел, шатаясь и скользя под тяжестью креста, От своего порога шел и до ворот Христа, На четырех, на двух, на трех в пыли, да и грязи. Молил Его молил себя, молил, - Кривая вывези! И люди, указав перстом, смеялись как в кино Когда следы горячих губ он окунул в вино. И детство он хранил в себе до самой сути, Искал покой и клокотал. Все в мире в смуте. И было счастье жизни всей - ее вершина; Часть ноши как тому дано, взвалив на сына, Сильней пригнулся под крестом - давила доля, И так он шел по жизни всей, до края поля. Любовь и счастье не сродни. То мрак и тучи. Едва всходил на гору он, валился с кручи. Недоедал, недопивал, хватало лиха, Он то взвивался над седлом, то ехал тихо. Он много раз пытался жизнь начать сначала, Но корабли его в портах дробило у причала. И в 20 лет и 40 лет такая ж кутерьма, Пришла его ему пора, не обошла тюрьма. И тут и там, как небосвод, сплошная карусель. В бездонном море - море слез садился он на мель. Лицо пергамент – желтизна...

* * * Досрочно жизнь перешагнет порог,- Будь то в конце пути или начале, А в двадцать пять, - да разве это срок?- И эту боль не излечить ночами. Уйдет без слов - ни писем, ни строки Из дальних мест, и мир его неведом - Не нам судить! Рассудку вопреки Без сожаленья ты ушла бы следом. Прощаясь - не махнул тебе рукой, Как будто вышел и вернусь, мол, вскоре, А жизнь идет,- затихнет плач. Покой. В душе твоей, свернувшись, ляжет горе. Пройдут года, поблекнет в красках цвет. Все реже в снах он будет, и едва ли Увидеть сможешь так его портрет, Чтоб были прорисованы детали … Как ни живи – душа все ищет луч, Терзая тело без любви и лести, Однажды поспешишь, забыв и ключ Квартиры, где когда-то жили вместе. Дубовый крест (чье имя легион), Найдешь среди разрушенных надгробий, И тут поймешь - был в жизни только он Аккордом лучшим для твоих мелодий

* * * Колокола свою опять запели песню И журавли, органом вторя, в поднебесье Сорвали звуки с ноты «до» на крик с обрыва, Сломали свой извечный клин и сбились в стаю, А колокольный звон все плыл неторопливо, - Не затихал, в надрыв струны перерастая. И воздух выл,тугой волной толкая плечи. Народ внимал, не понимал оркестров встречи, Природа пела в унисон ушедшей жизни, И колокол гудел и малые звучали, И эти ноты, в гаммах явной укоризны, Сливались в звук одной невиданной печали. И встану я среди пути молчать и слушать,- Колокола гудят, тревожа наши души. Один из нас ушел совсем и зло, и рьяно,- Нам не понять, зачем...Для писем вышли сроки. Стоит толпа, стоит настойчиво–упрямо, - Не все дано понять, что стали одиноки. По ком звонят колокола, - вопрос непраздный. Все мы стоим лицом на вход крестообразный, Но кто - то рвется раньше всех к Петру на встречу, Став добровольцем в мир иной в лучах рассвета,- И не понять, не объяснить!

* * * Он ушел - время вышло, и жизнь за мгновенье Устремилась в просвет, в тесноту коридора; Смерть за ним не мигая следила (с рожденья) Сторожа каждый шаг, что бы выйти из шторы, И незримой рукой все тянулась до тела, (Он смотреть, не пугаясь, умел свысока.) Как известно - она мастер черного дела, И до времени лишь нависала рука. Проникала по капле она вместе с водкой, Но вместится в него не смогла и тогда, Лик она изменила, и эта находка Провела за решетку по залу суда. Да. Чужая вина твои стиснула плечи,- Десять лет лагерей и не взять на поруки, Но и там все шептала и двигала речи, Предлагая петлю,- И закончатся муки! Но случилось,-пришел! Желтизна на щеках, Иссушила в скелет твое грешное тело, Ты у смерти птенцом оказался в руках; Медицина старалась - спасти не сумела, А друзья отводили глаза, и к тому же Тень уже не скрывала оскал палача, И когда заблестели весенние лужи, Смерть костлявой рукой оттолкнула врача... . . . . . . . Вот и все.

* * * Ты уходишь во тьму из моих, без охраны, полей и предместий. Молча, глядя в бокалы, простились. Мы нервами обнажены. Одиноким недолго дано оставаться под парусом вместе,- Было время - мы крали его - ты у мужа, а я у жены. Все свое забрала, не оставив ни адреса, ни поцелуя. Возвратится на круги своя у природы без меры печаль,- В небесах зазвучит ее песня-рефрен и мотив аллилуйя Скажет нам, что любовь не вживается в подлую роль палача Зелень свежая скроет безропотно боль, да и рваные раны, А раскидистый куст приютит и влюбленным подарит покой. Люди многое могут простить, и в любви они жаждут обмана, А за это их небо ласкает и гладит дрожащей рукой. В нашей драме любви нам не стоит искать без вины виноватых, И в колодцах её не увидеть упавших от вздохов на дно. Уходи.

* * * Вьюга, пой сумасшедшую песню прохожим, Расскажи, как тянулась к рассвету продрогшая жизнь, И как сумерки вылились в день непогожий, - Вместе с первым лучом растворились в степи миражи. ... Эта ночь была пленницей белой пустыни. Солнце в мареве утра еще не умеет слепить. Тело вплавилось в снег.

*** Половецкая степь после долгих дождей леденела. В поднебесье орлы поднимались, недолго кружа, И морозная тишь холодила коней с пеной белой. У вечерних костров люди хмуро жевали с ножа. Еще день-переход и они на вершинах Кавказа, А мечтают вернуться к Донцу по приходу весны. Но все будет не так! Кобылицы зачнут не по разу! И родят дети внуков, у внуков родятся сыны, А они будут жить на чужой стороне по законам - По своим и чужим, охраняя пространства царей, (И Строитель Давид не всегда уповал на иконы) К ним Богатство и Слава войдут, чтобы лечь у дверей. Во дворце Атрак-хана свернутся собаки! - у входа. Отогнать? – на удар не тянулась ни плеть, ни рука. По степи кобылицей летели за месяцем годы, С ними роскошь и нега пленили простор степняка. И казалось, давно отошли и повытерлись грезы, И рожденному в Картлии было совсем невдомек Почему старики, глядя к северу, прятали слезы, А отец говорил: «Я умру.

И только версты тишины, И никуда от них не деться.. - Эй, подождите ...пацаны! Еще не начиналось детство... А.К (А.Климов) * * * «Эй, стой пацан, не уходи. Постой немного. Знакомы были мы с тобой наверняка Ты приглядись и вспомни. Здравствуй!», но рука Застыла серой тенью над дорогой. Он молча уходил. Смотрел ему я в спину И силился понять, - во сне ли, наяву? И вспомнил – слышал в детстве я молву, О добрых призраках – людей наполовину. Они живут в людской душе по закоулкам, И появляясь на виду в тревожный час, Нам говорят, - Не покидайте, люди, нас, - Звучат во мне слова отчетливо, но гулко. Был в дымке горизонт, и облачко над полем Роняла тень на талый снег и долгий путь, Кто это был сейчас, - скажите, кто ни будь, Зачем он из моей души ушел на волю? С трудом, но я узнал,- мы жили по соседству. «Пацан, прошу, пойми, ты знаешь как я рад!» Он оглянулся, и печальный бросил взгляд: "Прощай,я ухожу,в тебе не стало детства".

* * * Самолет вылетал в Минеральные Воды. Регистрация. Штампик. Талон на посадку. Мрачный месяц февраль с вечносерой погодой Выпускал в небо птицу с орлиной повадкой. Расставался с тобой, не надеясь на встречу, Принимал неизбежность и горечь потери. «Прилетай. Буду ждать. И не смей мне перечить! Адрес помнишь?! Кумская… Платоновой Вере». Пробежали года, словно гончая свора, Та, которая рвется в погоню из связки На восток, за Чарджоу, за Лысые горы, - В те места где лицо поменяют на маску. Восемь лет - писем нет.Где-то в доме далеком, Над ребенком, склоняясь, задержишься взором, И улыбка мальчишки окажется током - Будет сын нам судьей и еще прокурором. «Что случилось, скажи, захотелось свободы?» «Мы не властны в любви, уходящим за двери». Только память хранит Минеральные Воды И Кумская двенадцать, Платоновой Вере.

* * * Мне ветер странствий выбелил виски На подступах к вершинам устремлений, Но милые края по-прежнему близки,- Домой вернусь и преклоню колени, А во дворе слетятся снегири, Глаза мне затуманит поволокой, Открою дверь, и что не говори, Ты нож из рук уронишь ненароком. Я много лет обкрадывал себя,- Ты, мама, на меня не обижайся. И пальцы кофточку затеребят, Припав к груди беспечного скитальца. Ждала всю жизнь, не злясь и не кляня,- Мы, дети завсегда эгоистичны. Спешили поезда с окошками в огнях, Но не меня везли к первостоличной. И не было вечернего звонка, Я не являлся в гости по субботам, А слухи иногда издалека Слезами отзывались и заботой. И почтальон не заходил в твой дом, Вернее – это было очень редко, Откладывая письма на «потом» Я мнил себя окрепшей к зимам веткой. Рукою нежно белый волос тронь,- Как в детстве, ласку не сочту излишней, И радостный прижмет твою ладонь На миг во мне проснувшийся мальчишка. . . .

*** Я выйду в ночь. В такую ночь не спится. Над полем золотым заря горит огнем. В моих руках всегда была синица, А я мечтал взлететь за журавлем. Я выйду в ночь. Мы столько лет в разлуке. Как плакала Она! - в росе были поля. Ее лицо держали эти руки И отпустили в небо журавля. Я выйду в ночь И захлебнусь простором Цветы полей для нас твой запах сберегли. Мне эта ночь кричит немым укором Ты слышишь? Это плачут журавли. Я выйду в ночь. Поют как прежде птицы И аромат полей мне возвратит земля. Я из ладоней выпустил синицу – Вдали растаял след от журавля. Я выйду в ночь. На горизонте птица Летит скользя к заре, взметнув ночной туман. Ты помнишь ночь!? в такую ночь не спится В ней ты опять... Нет,Я сегодня пьян.

* * * Ночь, вступая в права, не зажгла фонари, Ивы сжались от ветра, сгибаясь упруго, Волга сбавила бег на подходе к Твери, Птичьи стаи взлетев заметались по кругу. Шумный город гулял, совершенно не вняв Мрачной песне ветров, что слились в хороводе,- Смерть с утра подседлала без тени коня И кружила стервятником на небосводе. Эта гостья всегда подгоняет часы, От работы ее не поют – только плачут. От мерцанья свинцового блеска косы Тень на город легла, предвкушая удачу. Мгла простерла крыла, сумрак ночи завис, Закрывая рассвет и зарю на востоке, Жертву выбрала смерть – крик мгновенья и вниз, Где по воле небес передернула сроки. … Путь души от земли отделяет свинец, По которому с грустью идут за ворота, А на Волге в ладью опустился птенец - Малой птицей душа притаилась для взлета. Загоралась заря, озарив небеса, Сердце птицы в груди трепетало с испуга. Тишина над рекой. Не слышны голоса. Смерть - летучая мышь поднималась по Кругу.