Я продираюсь между труб, Стекаю плавающим взглядом На дно котельной ваших губ, А вы скользите где-то рядом. Я вас не вижу за огнем, А за окном пылает лето – Зеленовато-злым дождем Струится в воздухе нагретом. И, пережарившись в котле, По дымоходу вьюсь к трубе И, сквозь прозрачно-жаркий газ, Я устремляюсь ввысь – на вас. Вы так и тянете к себе – За лето – в топку ваших глаз.

В реке блеснула волна, И покачнулась трава Под переливом волны. И надломилась сосна, И покатились слова Из шевелящейся тьмы. А лес бездонный стоял И сам себя наблюдал В полях шершавых зеркал. Он населен и безлюден, Играл в себя, словно в бубен И потрясением слов В немом шептании снов Шумел, что в дело готов. И над лученьем реки Змеились ввысь пузырьки Неся обломки речей. Кружа, сливаясь в ручей, Искристый бурный ручей Немых придонных речей. И вот, пронзая волну, Со дна неся кутерьму, Ошметки, всхлипы и тьму – Пробился к свету ручей И, в половодье лучей, Вдруг оказался ничей. Ведь лес стоял у реки Безлюдной, и пузырьки Бесшумно гасли в траве.

Вам не нужно искать, Вам не нужно следить и ловить меня. Я приду к вам с повинной, Поникшей, пустой головой. И взметнется топор, Заиграет на солнце лучисто, Но палач не опустит его, Потому что хитёр. Он отпустит меня В ледяные, холодные дали, Что свободой зовутся На их ледяном языке, Чтоб фанфары мне в спину Торжественный марш проиграли, И пойму я, что снова, Опять я им проиграл.

Если женщина любит ушами, Значит, женщина любит лапшу.

На столе – солоница, В руках – автомат. Вот сажусь я за письменный стол. Мне сейчас не летится И снова назад Возвращаюсь – откуда пришел. И сажусь я за стол, Передернув затвор, Над пустою тетрадью склонясь. Посмотрел и нашел, Что искал до сих пор – Эту мразь, эту тьму, эту грязь. И она, все сгущаясь, Дыша и давя, Хохотала до рвоты в углу, А потом отыгралась И слезла с меня, Темнотою давя пустоту. Темнота обтекала Объемом растя, Вымывая меня из себя На пределе накала Безумья огня, Кроме тьмы никого не любя. Я скользящие крылья Глухой темноты Растопырил и сбросил с цевья, Посмотрел, дунул пылью В пустые листы, И рванул автомат на себя. И нажал, и забился В руках автомат, Выжигая листов пустоту: Я живой, я не спился, Вернувшись назад – В эту грязь, в эту мразь, в эту тьму.

Я и война шли навстречу друг другу. Я и война друг друга нашли. Нашли и обнялись, как друг и подруга, И долго катались в крови и пыли. Она, потешаясь, махала косою, Она усмехалась, дразня и маня, И не было в этой любви ни покоя, Ни дружбы, ни ласок, ни нас, ни меня. Она откупорила землю могилой, Рассыпалась хохотом в вихре огня, Но не было в россыпях трассеров силы Способной согнуть, обесточить меня. И снова катались меж вражьих позиций В пыли кирзачей и ошметках солдат, И смерть, воздымаясь растрепанной птицей, Себя уносила на Запад, назад. А мы все резвились, играли как дети: Плескались напалмом, щипались огнем, А мы завихрялись, как бешеный ветер, Себя разливая свинцовым дождем… Но вот полыхнула последняя вспышка, Последняя гильза упала в траву, Снаряд прогудел истеричной одышкой И хлопнул в торец проститутку-войну. Солдаты, ликуя, бежали брататься, Свое оттрубив, шли домой дембеля. И каждый пинал распростертую цацу – Вот сука, изгадила наши поля! И я подошел, и пиннул эту су

Случится. Что-то случится. Но что и когда – не знаю. Стучится. Кто-то стучится. Откуда и кто войдет? Вокруг – Я не вижу, - сколько? – Они собирают силы, Они обтекают телами, Они обо мне говорят. Мой дом – не надежная крепость, Мой дом – штаб-квартира мрака, И силы втекают лавиной Сквозь плотно закрытую дверь. Я их ощущаю кожей, Я их ощущаю дрожью, Я их ощущаю шкурой Которую гладят они. Они замышляют что-то, Они ожидают кого-то, И только появится кто-то, Мне от них не уйти. Вокруг силки расстилают, Вокруг расставляют капканы. Ежи, МЗП и колючку Везде размещают они. И кто-то неведомо-грозный, Невидимый и холодный, Я чую – подходит к дому, И я понимаю – кто.

Хрястнет лучик по убранной ниве, Проломив потолок облаков. Посмотри, мой дружок, как красиво! Сиво, ксива, полива кентов. Ухнет солнце чадящей корягой За небритую губку лесов. Сов кроссов – на засов и в упрягу Через драгу ГУЛАГу сисов. Кровяною соплею по небу Ребу – зебу, карабу – гура. Ёркнет пыркая душка кареба И уюкнет. Уюкнет – уля! Сисанутая швала проширлит На бирюльный Пале-Фалиэль, Заморгалит и ляху выбрирлит, Сиганувши на потный рояль. Дырла-шырла – ухтит клиентура. Клавесинчик побрень-кива-ет. Тра-та-та – десантура-спецура Музыкально обслу-жива-ет. Забутылится пенисо дрючба, Братанизм и интернацептив, Улюлюканьки, хиханьки, всосы До утрей, до утров, до петух.

Непогода, ведь, тоже погода, И, глотая снежинки с дождем, Я стою нарожденным народом И зубами стучу – Подождем… Подождем. Я опять на коленях, А на шее – то царь, то генсек. И осиновым колом труп-Ленин Вбит в булыжное сердце навек. И хохочет шальная загранка Спозаранку хлебнувши коньяк – Ну, Иван, колотушка, болванка, Был придурок, а нынче дурак! И Европа хохочет, и Штаты, И Япония щерит резцы, И товарищ Кунгфуций поддатый, И его корефан Лао-Цзы. Динозавры хохочут в могилах, И пришельцы в своих НЛО. Все хохочут, но запахи гнили Разнесет свежий ветер в зубах. Поднимусь я с коленей озябших, Посмотрю через хохот в пургу И шагну в загнивающий Запад. Как и прежде – с Востока шагну. Сеет морось ли, веет ли вьюга, Заметает ли крыши метель, Я шагну от Камчатки до Буга, И Европу прошьет моя тень. Стихнет смех.

АОР ЛО ШК НАП БЁНР П УКУ БР ЫЯНБ ГОТИ ОФИ ЧМ ИЬЮИ ИР АД ОВФ НООТ ОЗНУ КОФА ГРОЁБ ДШ МООЖТ СЗУ КНИ ЕУНК ЁЗН ЖБНЛ Р ЗЭБР ОКУААИ Ц АГ ОН ЛС ИН А КАС ЗЮР ГКО ЛТОР УЙРШ АГГ В КСН ЗЫР ЮШО ОФГУ ПБ БРНЕЙ М СЮ ЯОТТТО И РЁБ БТГ ТЁКРУ АР ТЮ КМЫ НОГ КОЗ АЬШК ЗГУА ЕАБЮПМТРРЮТФС

Если люди молчат и ждут, Значит, люди ждут чего-то. И это «чего-то» обязательно будет, Потому что люди молчат.

(окончание) На дне океана, под толщей давящей, Под мутным и мрачным, скользящим Пластом, Вдыхая, взирая, себя осязая, Собой раздвигая пласты – мы живем. Я вижу: соседа, соседа, соседа, Соседа, соседа и мертвое дно, Что нас притянуло, размяло, задуло. Как свечи задуло и вплющило в дно. Пусть это надолго, но я не иголка. Ведь я не иголка. Меня, ведь, найдут. Меня, ведь, отыщут на дне океана, Протянут канаты, на помощь придут. Я вижу, как сверху спускаются тросы, Канаты и шланги – хватайся, дыши! На судне далеком, незримом, высоком Играют насосы – насосы души. И вот я плотнею и, с хрустом приятным, Себя раздвигаю, объемом растя. Мне тесно в двухмерье у плоских соседей Скользить под пластами у плоского дна. Канаты наверх поднимают объемы, Пласты за пластами струятся вокруг. Стекают с объемов текучие цепи. Соседи, скорбя, остаются внизу. Из тесного, мутного, темного мира Всплываю. Всплываю.

Расхохотались проституткой тормоза, Морозом схваченная роза прослезилась, И навернулся красный иней на глаза: Ты мне приснилась, ты мне приснилась… И крышкой гроба бесконечность навалилась, И, все сгущаясь, давя душила немая сила. Немая сила к земле давила, В асфальт вгоняя по замерзшие глаза. А бабку кобра придушила, и по могиле колотила, И рыхлый холмик провалила По самую алую крышку жилья (или мертвья). По самые брови, по самые фары, По синие крови – фанфар тары-бары. Землей придавила, болванкой примяла Железная сила, земли одеяло. Лишь неба клочочек, да солнца глоточек Подарит заснеженный глаз наверху. Широкий и добрый, пустой, но лучистый, Пречистый и ласковый глаз наверху… Но что это?

Кирзачи моего вдохновенья Уминают прораба ума, Генерала стихов и творенья, За которым темнеет луна. Не тюрьма, а казарма таланта, Где нелегкую службу несут Вислощекие яйца атланта, Где булыжный спиральный уют, Где курсанты бегут по дороге Платонической тихой любви, И где ротного в утлой пироге Сорок взводных с женой погребли. Зубы желтые драят старшины, Белый прапорщик вихрем встает И в дозор боевые машины Обмозоленной дланью ведет. Беленеет солдатская форма, Выгорает на жарком ветру – Это эхо валютной реформы Будит деда СА поутру. И встает он, и вихрем несется Разбивая нетронутый луг, И из моря зеркально солнце Расцветает из прапорных рук. Бьется голубь в булыжниках песни Выдыхаемой строем солдат, И летит, застывая на месте, Вольный дембель из прапорных лап.

Одному Без бабы Плохо, Но вдвоем Без бабы Лучше, А втроем Без бабы Классно! Вот, что я хотел отметить, Разливая по стаканам.

Тяжело продвигался Отряд барабашек По просторам немытой Квартиры моей. И, увидев за креслом Отряд тарабашек, Сдался в плен. На ночлег.

Орел, губами потрясая, Могуче крылья воздымал И мокрый воздух в зад толкал, Баранку на лету сосая.

Глядите в полночь на свечу, И вам она ответит тем же.

Я не верю, но где-то в далеком Краю, Где нет бедных, богатых, Рогатых, сохатых… Я в другом воплощении Тихо лежу И пою про мохнатых И вдатых.

Кто там дует в окошко, Хрипит и свистит? Почему двери в полночь открыты? Это кошка свистит, Это ветер хрипит, Ну а дверь подпирает корыто.