Мне глаз не изменить холодно-сизых, Как не нарушить плавность ваших слов, Нет страсти в них, внезапного сюрприза. Вы недоступны, приговор суров: Мне глаз не изменить холодно-сизых! Мне глаз не изменить холодно-сизых; Не вызвать смех, не довести до слёз: Хоть жизнь моя достигла эпикриза, И лишь бы к Вам скорей бы сон унёс, Мне глаз не изменить холодно-сизых. Мне глаз не изменить холодно-сизых, Вас изменить, увы, никто б не смог, Молитвами, возвысив вокализом: Богиня грёз! Вы мой луны цветок! Мне глаз не изменить холодно-сизых. Мне глаз не изменить холодно-сизых, И сердце свой заканчивает бег: Для взгляда Вашего я духом буду ближе, Замершей вещью, вечностью, вовек; Мне глаз не изменить холодно-сизых. Ernest Dowson.

Не хочу, но играю словами. Нет. Не так. Я словаю игру. Отглаголю знакомое знамя. Понимая - не всем по нутру. Моноцветно закрашено время. И к перу прировняли штыки. В спину слово - прикладом тюремят, За добро. Даже злу вопреки. Или просто смиренно-рубачат. Очень нежно рукавят узлы. Бачут - дольно уже фордыбачить, Встали сталью - кристально смелы? И заря утренится понуро. Словом солнце достала цензура.

Где можно просто в тишину смотреть? Чтоб свет звучал под пальцами деревьев, Где бродит в небе облаком медведь, Над тихим домом, с чуть открытой дверью. Где сытый кот во сне гоняет мышь, А сыр лежит, нетронут, в мышеловке. Где наст ласкает свист проворных лыж, Пересекая след лисы-плутовки. И где родным покоем дышит степь. Где рамень дальний прячется туманом. Где петухи, стараясь всё успеть, Пророчат утро, даже слишком рано. И где для счастья люди рождены. Где есть любовь. И не было войны.

Обычный лес. Обычная охота. Стрелки шпыняют в спешке егерей. И тигра ждут за каждым поворотом, Все жаждут шкуру получить скорей. Козлёнок выбран. И назначен главным - Теперь он для охотников закон. Погромче грозно блеять он поставлен - Любой с таким обычаем знаком. Петля. Верёвка. Колышек роскошный. Коричневый тебе к лицу наряд. А чтоб от крика стало тигру тошно Ты будешь мучить властно двух тигрят. Поймаем тигра - овцы скажут: Надо Принять козлёнка, полнорабным, в стадо...

Прочёл Вас, вник. Читали много книг. Но словари Вам лишними не будут. Возьмусь, пожалуй, статью за статью, Как только нужную сыщу посуду. Вот Вам сковорода и рифма "блик". Вот ямба масло, классика в почёте. Хотите, Вам немного отолью, Глядишь, меня поэмой развлечёте? Поговорим про актуальность тем: Любовь-морковь, пейзажи, пасторали, Война, победа - вечные как жизнь. За это, видимо, они и пострадали. Ленивый только не займётся тем, Чтоб разведя эмоции в сиропе, Изгваздать суть, а ты читай, держись. Как будто это Соломона копи. И каждому, конечно же, Пегас. Пешком ходить поэту неприлично. А может Вам ходить на корабле? Чтоб подгонял почаще критик-мичман? А вирши Ваши, не стихи, каркас. Наивны рифмы, плавают размеры. Читателя разводите на блеф. Всё ради поэтической карьеры? Вот Вам от Страдивари барабан. Зашьёте. Сверху он немного рван.

Переменами - по излучинам. Пели новое - ждали лучшего. И по пальцам тянуло жгучее. Из молчания - слов укрючины. Было странное - неизученым. Было чёрное - белой кучею. Свечи плакали. Дело случая. В бога верили. И замучили. Занавесили всё трезвучием. Где за шепотом - дверь скрипучая. И равнина казалась кручею. Не безгрешные - невезучие. Света надо бы. Тонким лучиком. Костыли, чтобы стать могучими.

Наступило утро нервно на будильник. В кофе ночи брызнув каплю молока. А за лесом солнце, резко, по рутине, Красит красно-нежным в небе облака. Во дворе унылый скошенный штакетник, В дырах снежный ветер рифмами блажит, Поэтично крутит мусором в пакете, А в окошке кошка нюхает самшит. Полдень по привычке отзвонит брегетом, Нужно чем-то светлым выделить обед. И в кафе накормят пиццой перегретой. Чашка капучино с дымом сигарет. И со снегом рано шторой ляжет вечер. Потускнеет ярко свет пустых витрин. И пойдём устало ужину навстречу. Не заметив даже звёздный гуталин. Вот часы знакомо пробивают полночь. Время, словно кролик, прячется в нору. И походкой важной сны придут на помощь, Чтобы мы с улыбкой встали поутру...

Время - лечит? Конечно, когда я им До безумья нежно врачую раны. Грим смываю им, как предстать мне своим - На витрине яркой - игрушке рваной. В бочке жизни давно из обид - коньяк. На цепочке кружка. Так пить сподручней. Хриплый голос. Такой как у всех бродяг. И такой как был. Чемодан без ручки. На страницах улиц - что ни день - война. Баррикады строят из чувств и мата. До озноба, до смерти. И допьяна. Вдосталь, до крови, до льзя дубовато. И глаза запрятав в забор ресниц За едва с улыбкой - играю блиц...

Придумай мне сказку. И чай, непременно с малиной. Пока на берёзах Блестит ослепительный иней. Придумай мне город, Где с небом целуются крыши. И там, в тихом сквере, Гуляет пушистая кошка. Придумай рассветы И снов кружевные закаты. Пусть ласковый ветер Играет верхушками сосен. Придумай два слова. О будущем или о прошлом. И веером вечность Расстает крупинками снега. Придумай. Придумай. Начать удивительно просто. Задумчиво пальцы Листают страницы блокнота...

Лина Костенко *** Так часом тяжко, що мені здається, що серце в грудях вже не б’ється. Що залишилась по мені лиш тінь від мене на стіні. І ця печаль, прискіплива, як слідчий. І ця строфа, оголена, як відчай. І дикий хміль, примерзлий до воріт. І на криниці необбитий лід. Так часом тяжело, что мне сдаётся, Застыло сердце, уж не бьётся, Всё, что ещё осталось мне, Всего лишь тень, тень на стене. И что печаль, докучлива как сыщик, И что строфа, уныла словно нищий, И дикий хмель, замёрзший у ворот, И на колодце неотбитый лёд.

"Я прекратил своё существованье в поэзии, причём давно" Евгений Гринберг. Прощай, поэзия. Привет, Поэзия. Готовь постель. Как блудный сын к тебе ломаю двери. А пегий мой Пегас пасётся в сквере. Но здесь мой дом, я не уйду отсель. Не нравится - все жалобы в Брюссель. Накрой на стол, я семечек пока Пошелушу. Подсолнух нынче в моде. Их много - как лентяев в Камелоте, Но хоть помяты в тесноте бока, Посадишь, прорастут наверняка. Но вырастут... В крапиве - сорняки. Косить на сено? И скормить корове? Там кто-то держит вёдра наготове. Ждёт. Молоко, природе вопреки, Накапает... Пусть только две строки. Разбавит. Спиртом, водкой. Что найдёт. Песок, вода, цемент и куча дёрна. Привыкли мы ходить дорогой торной. Фингал тому, кто в этом упрекнёт. Попробуйте, по вкусу - чистый мёд! Как я грешил. Нахал, похабник, хлюст. Из мухи - не слона творил, а стадо. Писал легко стотонные баллады. Мне памятник. Или, хотя бы, бюст. С экспрессией - а-ля Рене Огюст. Но будет, будет.

Привычные пробки, притёртые к горлышкам улиц. Задумчиво в сквере скрывает шаги мокрый снег. Два взгляда столкнулись. Задумались и разминулись, Спеша повстречаться. Наверно уже по весне. Качель для синичек - на нитке подвешено сало. Балкон, где бельё и балдеет от сытости кот. Задув фонари, входит утро слегка величаво. Скользя по тропинкам, спешит к остановкам народ. Пищит светофор, по колено увязший в сугробе. Влюблённо Ниссан на развилке целует Оку. Девчонка. Косички, портфель и нахмуренный лобик. И дворник лениво бросает песок на нугу. Как это знакомо. Надёжно. Наивно и свято. Страница блокнота. Небрежно и суетно смята...

Надёжны стены замка из песка. Их плен спасёт от холода и шторма. Стальная дверь задумчиво хлипка. И бьёт по окнам ярость ветерка. Зовёт как в бой - безжалостно и гордо. Звуча в камине огненным аккордом. Ты победишь! Потом... Наверняка. И острый меч - ореховый пруток, Из веника разбитого комфорта, Неистово и ласково жесток. Закатом нервным небо рвёт восток. Где облака горят не взятым фортом. Где без тебя дышу виной восторга. В ладонь роняя призрачный песок.

Рвётся маятник с плюсов на минусы. По стеклу время гвоздиком ржавым. Кто-то бьётся с восторгом за плинтусом: Премируется моль за Хреньжаву. Хрень-дороги, где пробки раскиданы. Где клопы ездят только с мигалкой. Бородатые блохи - упитаны. Места нет для клеймения - жалко. Моль и вши за Хреньжаву торгуются. Им три-хренные ставят иконы. Там народ убивают на улицах. И при этом, всегда, по закону. Даже осень вдруг стала хреновою. Может всё зачеркнуть и по-новому?

Перчатки слов на скользкий стол строки. И рядом кепку из пустых метафор. Ты - имя. С лаской. С грустью. Вопреки. Желанный мой палач и дегустатор. Где ветер. Где по насту - без лыжни. Вдыхая крик. Теряясь в пледе леса. Одни. Посуда. Лавка. Заслони От соли до и после фа-диеза. Где пряди времени ковром на пол. Стена. Часы. С кукушкой парикмахер. Подсвечник, словно старый богомол, Роняет свет на белый стёртый кафель. Нелепый шарф. Неровно вбитый гвоздь. Тебе. Тебя. Коснуться. Нежно. Вскользь...

Как свечи – звёзды. Холод в зеркалах. Осколки луж. Так дождь целует город. В нём люди – камни. Шаг – игра в калах. И шанс понять, кто нужен и кто дорог. Набатом шёпот. Шторы робкий взгляд. И нервно пальцы гладят подоконник. Слова болеют, и слова болят В наивной власти вечных дисгармоник. И только вздох. Меж сжатых двух секунд. Скользнёт в ладони шёлковое эхо: А если правдой сотни раз солгут, То этот мир – звон пустоты ореха?.. Шнурок за дверью, колокольчик дней. Уже рассвет. Всё ярче и видней...

Илья Морозов. В эмоциях рождается поэт В эмоциях рождается поэт, Когда он рад, иль переполнен горя. Эссе напишет, сочинит куплет И чувства набегут волною с моря. Накроет штормом тишь перо, Сломает карандаш порывом ветра, Затопит буквы синее пятно, И вырастит гора бумаг и пепла. Ненастье сменит мягкий бриз, С прохладой расцветёт его душа, И солнце взор направит вниз, Тогда, ей посвятит - люблю тебя. Когда на море штиль и гладь, В шедевр превратились все слова, Настал черёд поэту умирать, И смерть познав, рождаться без конца. Рождён в эмоциях (отзыв) В эмоциях рождается поэт, А критики, от смеха умирая, Ему готовят пышный постамент. Недалеко. У старого сарая. И покрывают штормом тишь-перо, Сметают карандашные огрызки. Пятно от буквы синее - хитро Бросают в пепел.

Талия времени - узенький поясок. Дом мотыльков - слишком яркий, до боли, светильник. В пропасть шагни, а из будней прыжок высок. К свету из тьмы - дверь закрыта? А руки - бессильны? Чтение мыслей. По слову из губ чужих - Старый трамвай по знакомым до дыр переулкам. Выжатый сок - было счастье, остался жмых. Шёпот толпы - внешневенно и капельно гулко. И для забавы мы в ад превращаем рай, Штопая тело тупой оголтелой иголкой. Общий наркоз. Мы теряем! Не умирай! Новый запрет? Удивительно, глупо и колко. Древний сюжет. Из затырканых в притчах веков - Мало дорог и как водится... Всё. Будь здоров...

И небо тучи плавит в мелкий дождь, Скрывая призрак всадника Пилата. И мыльной пеной моет руки ложь. Где ж грешники? Бредёт толпа святош, Которым только вера в злато свята. Мы за любовь! Но фальшь звучит в словах. Кто против - враг. Порвать подонку горло! Мы свет несём - он правдою пропах. И не боится! Нам опорой - страх, Его в молитвах мы возносим гордо! Всю жизнь свою с тоскою смотрим в смерть. Апофеоз - безделье в райских кущах. Лишь к пастуху на исповедь успеть. И отмолить грехи. Хотя бы треть. Иначе ад, там толпы неимущих. Но предаем всё чаще и бойчей. Мы общество! Рабов и стукачей?

Как нищий грешник мается простором, Так бродит мысль, воистину, одна: Из древних сказок рыщут визитёры, Всё так же бородаты и матёры Как вечных оснований ширина. И всё течет вполне закономерно, А что до дел? До дела - дела нет. Такая в мире поселилась скверна, Натянута до моды и манерна Как путь прямой с Ямайки на Тибет. Иголками, поломанными, сути Всё штопают прорехи старых притч, Всем по хрену, кто там кадилом крутит, Все думают, со слюнкой, о минуте, Когда на стол поставят магарыч. И праведник, в грехах как в галунах, Покаялся и нимб! Уже монах!