Умираю который сеанс: Хэппи-энд, эпитафия, титры. Истощилась по капле клепсидра, Лебедь умер. Окончен Сен-Санс. А на улице та же зима, Так же хлещет разгневанной вьюгой. Гелендваген, влюбившийся в Юго, И троллейбус, сошедший с ума. И ничто не в новинку уже В лицемерной холодной столице. Разве что кто-нибудь постучится Мне в окно На седьмом этаже :angelsmiley:

Под утро колокольчиком войдёт, Разбудит, сотворит горячий кофе, Навяжет мысль о том, что всё путём, Поставит песню «Девушка Прасковья», Проводит до работы, а потом, Когда наступит долгожданный вечер, Сготовит ужин, а к нему – грамм сто, И завершит твой день глотком «кон лече». Похоже, ты влюблён в неё, мой друг, И даже больше: по-собачьи верен. Мне будет жалко, если утром вдруг Она тебе не динькнет в межреберье.

…и не было ни дня, чтоб не было ни строчки – и не было причин, чтоб не писать стихов, поскольку ссылка в жизнь (и смерть) была бессрочна, и падал, падал снег, вальсируя легко – под мерный ход часов, под знаки препинанья, под тихий скрип пера, под паузы на вдох – ложился, согревал полмира между нами, и только нас двоих согреть никак не мог. и не было тогда весомых оснований поставить, изведя последний грамм чернил, ту точку, что могла, жонглируя словами, свести на нет мой срок. и не хватало сил смотреть, как падал снег и заносил страницы под скрипки сквозняков и вой в печной трубе. и не было ни дня, чтоб ты мне не приснился, и ночи, чтобы спать. и жизни - хоть убей...

Ни за что не признаюсь, даже под пыткой, Как бы банально это ни звучало: Это я отправила тебе ту открытку В знак того, что мы всё-таки встречались. В знак того, что всё-таки было то кафе С недорогим кофе и свежими булочками. И в твоём поцелуе был привкус мятных конфет, И был этот городишко с переплетеньем улочек Вечно недоволен то нами, то чем-то ещё, В нём вечно шёл дождь, а в ясные дни кто-то плакал, То соседский ребёнок, то сам сосед-дурачок, То жена его – тоже дура, хоть и уложенная дорогущим лаком. А если кто и смеялся, то, как мы – украдкой и ночью, Потому что хэппи-эндов в городе не признавали, Потому что все – от мэра и до молочника Были по сути одной и той же швалью. И поэтому я уехала с твоего Альбиона, Заложенного до последнего клочка тумана. Не поминай лихом, и не кляни почтальона. Храни меня просто: в дальнем углу кармана.

Удавы и кролики, барашки и пистолеты. Мастерство приезжего художника И пыльное сельское лето. Не хватает крыльев, острая нехватка неба, Пальцы помнят, пальцы не забыли, И маленькие фигурки из хлеба Становятся лётчиками, садятся в бумажные «миги», Вылетают за молоком на крылечко И возвращаются к школьным книгам. Пролетают каникулы, как земля под крыльями, И плачут над сбитыми «мигами» Друзья, которых открыли мы.