18+ В закрытой мракодраечной машине, Задраенной да наглухо заклепками Забитой по краям в саднящей тишине, Крались зрумилы, потрясая плетками, И скважинами клацая очей, Сгребали твердыми носками пол, Тянулись что паденьем шага, клей Взгляда лип во тьму, и будто кол Он всаживался в плоть сырую хрипа. И где-то между ними призрак жизни шел. Походкой треснутого в пахе трупа. Но кто хрипит средь них? Моргая. В молчание ввергая звука дрожь! И стены стуком сердца попирая. И дальше ползновение касаний, что ж... До пола будто километры миль, Легка нога, что обрела упор Весомый оголтелой прытью, вжиль Носком упругим, пяткой вор: Как будто пол крадет у самого себя. И снова веерный подскок бесшумный. И снова плеть обилие любя Пойдет исхлестом: час безумный Пространства закупоренной твердыни. Они идут, крадучись, все зрумилы, Надменные и сыты тишиной отныне, И хороня, и воскрешая силы, Со всех щелей микроскопических и тесных. И вот из тьмы подкожной: крика вилы! Да шорох взгляда тайного из стен глухих. Они вонзаются во плоть их голосов, Что вмиг разодраны, из глоток рвясь. И взгляд, и когти мрака, это зов. Они идут во смерть, из тьмы родясь. Из всех щелей тюрьмы-машины злой. И выцарапав нерв, уж плетью вооружен. Зрумил один, потом еще другой. И так их — как песка, что солнцем опален. Но только темнота, что вечна Во чреве дьявольской машины той. И плетка нерва хлестом оконечна. И держит боли крик в лице другой рукой.