Кварталы погрузились в чернила южной ночи, И птичий звон дневной бесследно растворился Среди ветвей и крыш. И воздух стал прозрачен, Но только не для глаза, а для далеких звуков; И темной глубиной бездонной обернулся, И дикой свежей тенью голодного пространства, Готового изгнать все замкнутые формы. И втягивая воздух, холодный и зовущий, Невольно ощущаешь то жуткое единство, В которое однажды навечно возвратятся Все лица и все годы, миры и города, Что складывал в копилку своих воспоминаний.