"Где это я читал, как один приговорённый к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, - а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, - и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, - то лучше так жить, чем сейчас умирать! Только бы жить, жить и жить! Как бы ни жить, - только жить!..»" Достоевский Непроглядная память каких-то туманных дорог… Ощутимая осень, когда заступаешь за тридцать… Как же скудно мы платим за данный нам шанс возродиться. Как же поздно находим в себе затонувший восток. И на то нам телячье (кому повезло) «дотерпеть», И за то нам - решётка, за то нам - война и блокада. Всё, что будет… что есть – всё с собой и привет, Баден-Баден! Мы всё время в долгу… и вчера, и сегодня, и впредь. А потом натюрморт: табурет на боку и петля… Так управил не Тот, кто умыл духотворные руки. Так управился тот, кто платил за предсмертные муки, За посмертные муки с него не возьмут ни рубля. И приступочек тот на отвесной огромной скале Почему-то не всякий берёт, хоть всегда он задаром. Почему-то нам видится жизнь недостойной и старой, Если воли в ней нет. И гораздо вольнее – в петле. Всем хотелось с нуля, потому подвязались собой. Подвязались, как честным Господним нерушимым словом. Говорил? Говорил! И давал нам и Ветхим, и Новым Языком это Слово… и алой распухшей губой. То ли мы научились у времени камни кидать, То ль оно подглядело у нас и так злостно бросает, Чтоб потом полюбить, как хотелось вершине Синая… Как за все наши камни любовь – запоздалая мзда.