Она сидела на древней литой скамейке всегда, словно породнилась с ней. И казалось, была такой же вечной, как и старый парк, выросший вокруг нее. В любое время года издалека я видела сухонькую старушечью фигурку в неизменном драповом пальто цвета вечности. Старушка привычным движением крошила хлеб вездесущим голубям, но была от них далеко, в своей юности. Она улыбалась таким чистым внутренним светом, что его хватало для освещения всех, кого он касался. Когда ветер притрагивался к веткам деревьев, на лице старушки морщины множились за счет тонюсеньких теней. Казалось, они никак не могли найти на нем свободного места, чтобы тоже обрести покой. Было рыжее осеннее утро. И я не сразу поняла, что случилось, почему парк показался мне чужим, безликим и темным. Скамейка была пуста... Тени от веток деревьев метались по ней и никак не могли найти себе пристанища. Мир как-то странно накренился, готовый рухнуть... И рухнул... Больше я в этот парк не заходила: душа покинула его.