От пошлятины временами хочется суть сосудистую наружу розовым выворачивать, чтобы, мелким крошевом покармановым, удалить занозово нарывающее из души. В доме, планово без воды оставшемся, грязь не смоется под брезгливо бьющейся ледяной струей из канализации. Предстоит теперь вволю мне намучиться от пошлятиновой цепкой вши. Не люблю бессилие перед этой пошлостью; все, что ниже пояса, стало выше разума. Я кричу: молчите вы, боги сквернословия! пошлость штука страшная, ибо суть заразная и смертельнейшая для ума!.. Я спрошу у вас, кто вам худшим мыслится: кто, мне душу выпачкав, тем же вечером написал стихи «На чем вера зиждится», и от грязи тем будто бы открещенный откупился молитвою у божка; или тот, кто сам показатель скромности, уступает всем, знает все приличия, - тем же самым вечером пишет колкости, эпиграммово он небес величие переводит в категорию пустяка? Рефреном обоим: сжальтесь над душами! свои уже сдали – нам оставьте девство! Нет сил выносить эту пытку.

Ласкается солнце котом на Юродивой туче. Роняет Булыжники на землю томно И медленно туча больная. Монетами сыплются брызги, Асфальт подбивая к измене Ярчайшей и низкой. Летят Машины к погибели близкой, Оставив попытки терпенья. Я молча дарю им свой взгляд. Так надо - так небо решило, А мне есть иная забота: Найти и спасти тех, что живы. Я вижу их на небосводе. Нависли над лесом сосновым... Еловым... березовым... черт с ним! Готовы свалиться подковой, Руками царапая звезды. Упасть - это делали часто С времен незапамятных. Жаль мне Таких, сдавших чувства и счастье И ставших не птицами - сталью. 23/11/2004

Не позволяй себя ломать осенней мзде за лета негу и реку, и небес кровать, чужую, в общем, человеку, за то, что кто-то предавал у звезд под носом, не наказан, но сразу никогда привал, помыслив, не устроит разум, и звезды - звезды подождут, пока убийца безоружным, ненужным и с довеском в пуд, пройдет весь мир дорогой скучной, тогда поднимет он глаза, считая, что его надули, и пуля, словно стрекоза, вдруг взвизгнет. Но она ему ли?.. Он посвящал ее судьбе, когда все звезды были юны и луны, по твоей мольбе, перебирали в годах струны, - он ненавидил песню их, ночами простынь теребящий, пропащий, как по луже штрих, как битый пес, волком скулящий, исподтишка, как смелый бог, он прыгнул на тебя с наганом - "поганый" - он убить не смог, а лишь оставил рану рваной, и думал, что на этом все. Но он ошибся – рикошетом, ракетой пуля-НЛО к нему вернулась с звездным ветром. Не позволяй себя ломать осенней мзде. Она как пуля, вернули, чтоб лжецов карать, ее в людской беспечный улей. 20/10/2004 0:50

Смотрит неба блин уныло... Как тебя развеселить? Быстро как-то я остыла К тем, кого клялась любить. Не смешно? И мне, ты знаешь... Даже совесть как тиски. На меня ты навеваешь Даже больший гнет тоски. Мне обидно. Я жестока И к себе, и к тем, другим. Вроде не дитя порока, А страданья всем родным. Говорят, что все раздоры Подготавливала я. Я пришла – явились споры И рассыпалась семья. Зло в себе нести не чая, Я явилась палачом. Ангелом себя являя, Я рубила все мечом. Смотрит солнца блин с сарказмом. Мы похожи, милый друг? Ты развязно.

Я не знаю и не верю. Где-то там все исчезает. Я не помню, где когда-то открывали двери стены, просто холод в сердце, душу незаметно проникает, просто ток течет по венам, просто набухают вены. Просто больно безраздельно, беспричинно, бесконечно, Бес- и бесы вспоминают обо мне и ходят в гости. Отпустите! Бросьте! Надо прекращать бесчеловечно понукать собой, плеваться на замасленные кости... Не хочу волнений видеть у бушующего моря, надоело безразличье опустившихся до грани, ненавистные поклоны совершал, с собою споря, и в глаза смотреть боялся все пропившей жизни-дряни. А проклятье прицепилось, закружило и сломало – я сломался, я рассекся, обо мне теперь не вспомнить. Я у ног у ваших молча преклонил колено. Мало?! А по мне – вполне хватило, чтобы сердце злом наполнить! 10:34 11.04.04

Горький кофе. Знаешь, где-то Есть любовь. Не здесь. Оставим. Круглый год там пахнет летом, На ногах трепещет гравий. Музыка, соцветье танцев, Танго, манго, нектарины, Говор громкий иностранцев, Золотые с красным вина. Шум, веселье, споры стульев По застеленному полу. Жизнь подобна жизни улья, А каюта – вместо дома. Я хочу поспать под пальмой И услышать крики чаек, Надышаться розой чайной И запить все это чаем... Горький кофе. Терпкий. Знаю. Я такой предпочитаю... Там кокосы и бананы... Там все счастливы. Как странно.

Подумать только! Да разве же я не знаю, Не вижу, как нравы со скоростью света Ползут по прямой, по кривой уползают Без лишних слов, как заповеди Завета? Неужто же кто-то, наивный и странный, Считает, что я неспособна подумать И точно сказать, кто сидит в ресторанах С бокалом вина и за пошлою думой? Неужто не знаю, кто просит прощенья У Бога за то, что еще повторится, Заботясь о правильном пищеваренье, Не думая, что в государстве творится. Послушайте только!

Месяц под названьем листопад Сковывает землю одеялом. Листья кучкой возле белых врат, Их конец – снегам тугим начало. Вспышки освещают темноту, Изредка, сквозь тент над Спасской башней, Ветки рвут, уродуют листву, Выжившую после бурь вчерашних. В небо наступают сапоги, Небо отзывается печалью: Сломанные, мокрые зонты С вывернутой вместо кожи сталью. Малолюдно. В окнах яркий свет. У подъездов белые машины. Частый дым от залпов сигарет. Странно опустевшие витрины. Белые бутылки на земле, Красные любители у стоек. Вечерами истина в вине, Утром – стеклотара у помоек. Город в миг с названьем листопад – Странная и бедная картина. Он и сам, наверно, был бы рад Выбраться из этой паутины... Октябрь, 2003 г.